Жестокий мир мужчин
Шрифт:
– Сын ваш отдельно живет? – спросила я, желая хоть как-то приблизить разговор к интересующей меня теме.
– Да. У нас квартира была, однокомнатная, на Катинской, сейчас 8 Марта называется. Я на расширение стояла, дали нам с мужем вот эту квартиру, а в той сын остался. Дочка к этому времени с семьей уехала в Архангельск, муж у нее из тех мест, а здесь учился.
– А ваш муж давно умер?
– Пять лет, еще до того, как сюда приехали. Как раз ордер на квартиру получила, а он через три дня и… убили, прямо возле подъезда.
– Как же это случилось? –
– Кто знает, – махнула рукой женщина. – Ударили по голове – и насмерть. Денег при нем не было, и человек он тихий. Никогда ни с кем не задирался. Конечно, пил. Но ведь чтоб по голове вот так-то стукнули… хотя, сейчас такое время, почем зря убить могут.
– Но ведь следствие было?
– Было следствие, как же. Только что толку? Да у нас тремя днями раньше шестерых убили в соседнем доме, и то никого не нашли. А тут пьянице по голове стукнули, кому надо искать? Приходил следователь и к себе вызывал. – Женщина махнула рукой с крайним презрением. – В милиции тоже жуликов полно…
Последнее замечание меня насторожило.
– Вы думаете, они проявили халатность в расследовании или пытались что-то скрыть? – спросила я.
– Не знаю, грех на душу не возьму и ничего утверждать не буду. Да и дело давнее… чего теперь… Муж-то мой про то убийство что-то знал…
– Про какое?
– Ну, вот про тех шестерых, которых расстреляли по соседству… Видел вроде что-то, но мне ничего не рассказывал и никому другому тоже, кроме того следователя. Я, конечно, выспрашивала, а он говорит, такое дело, мол, головы лишиться можно. Покойник хоть и был пьяница, но мужчина умный и жизнь-то повидал. Ну, и когда из милиции стали по квартирам ходить, свидетелей искать, он рассказал… меня из комнаты выгнал, вот так… не хотел, чтобы я слышала.
– А что дальше было?
– Поговорили, тот из милиции ничего не записывал, так мой покойный муж захотел, ну и ушел следователь. А вечером мужа убили, прямо возле подъезда.
– Значит, кто-то из преступников узнал о его показаниях? – предположила я.
– Не знаю, – нахмурилась женщина. – Может, и узнал. Но не от Ивана моего. Говорю, хоть и пьяница был, царство ему небесное, но человек осторожный, жизнь научила.
– А следователя этого вы помните? Фамилию, имя или как выглядел?
– Конечно, помню. Слава богу, на память пока не жалуюсь. Фамилия его Дерин. Всеволод Павлович. Молодой совсем, симпатичный, волосы светлые… и вежливый очень, все по имени-отчеству меня… разговаривал ласково… Иуда, прости господи, – совершенно неожиданно закончила она, а я, кажется, даже глаза вытаращила.
– Но вы ведь не допускаете мысли, что он как-то причастен к убийству вашего мужа? – растерялась я.
Женщина невесело усмехнулась:
– Я любую мысль допустить могу: детдомовская я, из семьи врагов народа. Небось слышали, что это такое?
– Слышала.
– Так-то вот. – Она поднялась и поставила на плиту чайник. – Следователь ласковый был, Дерин этот, ничего не скажу… Но велел мне нос не высовывать, не так сказал, конечно, но я слова-то давно
– А ей о чем? – удивилась я.
– Так она тоже убийство видела, то есть не убийство, а человека… убийцу.
– Того, кто тех шестерых расстрелял? – спросила я.
– Нет. Художника в ее доме убили. Из пистолета. А она видела, как из его квартиры мужчина вышел.
– Она что-то услышала и захотела узнать, в чем дело? – почти не дыша, спросила я.
– Ничего она не хотела, – махнула рукой женщина. – Кошку выпускала, а тут как бабахнет, ну она к глазку-то и сунулась. А он как раз и вышел из квартиры, дверь-то прямо напротив. Когда к ней из милиции-то пришли, она испугалась, говорит, ничего не видела да не слышала. А потом из газеты узнала, поймали одного за это убийство. Только из квартиры не он выходил. Женя переживать начала, мол, невинного человека в тюрьму посадят, идти в милицию хотела… а тут с моим случилось, убили то есть… Я ей сказала: «Женя, безвинный или нет, только арестованный – бандит, вот пусть в тюрьме и сидит. А ты сунешься да, как мой, по голове получишь или похуже что. Правду на земле искать – только здоровье терять, кому и знать, как не нам с тобой. Молчать надо, пусть без нас разбираются…»
Я смотрела на эту женщину и боялась, что упаду в обморок. Если бы не она… если бы неведомая Женя тогда сообщила в милицию… Господи боже, Илья был бы сейчас со мной… «Старая ведьма, – мысленно шипела я. – Проклятая старая ведьма…» И вдруг поняла, что настоящей ненависти к ней не испытываю. Передо мной была несчастная женщина, вряд ли она могла припомнить хоть несколько светлых дней в своей жизни. Грех ненавидеть ее за то, что она так боялась, тем более после того, что случилось с ее мужем.
Однако эта кухня, грязная и нищая, и сама хозяйка стали для меня невыносимы. Мне захотелось побыстрее оказаться на свежем воздухе.
– Подруга ваша по прежнему адресу живет? – спросила я.
– Живет. Только болеет очень. Я ее недавно навещала, так она опять историю эту вспомнила. Говорит, на том свете с меня спросят за то, что позволила человеку ни за что в тюрьму сесть. Она верующая…
– А вы?
– А я ни в черта, ни в бога не верю – никому мы не нужны. Не живем, а так, горе мыкаем до самой гробовой доски.
Я поднялась и сказала:
– Спасибо вам за беседу…
– А вы-то зачем приходили? – всполошилась женщина.
– Хочу написать очерк о жизни пенсионеров, – без зазрения совести соврала я. – Из тех, что вынуждены довольствоваться только пенсией. Узнала в ЖКО несколько адресов, вот и собираю материал.
– Напишите, – кивнула женщина. – У меня пенсия двести шестьдесят рублей, вот пусть научат, как на нее прожить, если за квартиру плачу пятьдесят. Хоть толку от газет не очень много, может, у кого совесть пробудится…