Жестокий век
Шрифт:
– Так. Ну, а себе кое-что взяли?
Взглянув на Онгура и Архай-Хасара, Шихи-Хутаг промолчал. Выходит, взяли… Хан сразу посуровел.
– Говорите!
– Сами мы ничего не брали, – сказал Архай-Хасар. – Но хранитель сокровищ преподнес нам подарки.
– Что же ты получил, Архай-Хасар?
– Да так… Доспехи… Меч Алтан-хана.
– А ты, Онгур?
– Шелка травчатые, чаши серебряные…
– Что досталось тебе, Шихи-Хутаг? – Хан говорил все медленнее, все больше суживались его светлые глаза.
– Ничего, великий хан. Я сказал хранителю: «Все, что принадлежало Алтан-хану, теперь принадлежит Чингисхану, и как смеешь ты, грязный раб, раздаривать его добро?»
– Вы слышите? Недаром я избрал Шихи-Хутага блюстителем и хранителем Великой Ясы27. Вы нарушили мое установление. Потому возвратите все, полученное таким недостойным путем. Идите. – Хан взял из рук Шихи-Хутага книгу с описью, полистал твердые страницы, жалея, что ему недоступна тайна знаков. – Почитай, что тут написано.
– Я не могу сделать этого, великий хан. Их язык и их письмо.
– А как же ты сверял-проверял?
– Я нашел людей знающих. Они мне читали – я запоминал. Одного из этих людей я привез тебе. Он хорошо говорит по-нашему и называет себя родичем Елюй Люгэ.
– Позови его сюда.
В шатер вошел рослый человек с длинной, почти до пояса, бородой, степенно поклонился.
– Шихи-Хутаг говорит, что ты родич Елюй Люгэ.
– Да, великий хан. Мое имя Елюй Чу-цай. Как и Люгэ, я один из потомков государей киданьской династии. – Голос у Чу-цая был густ, раскатист, говорил он сдержанно-неторопливо.
– Ваши предки были унижены. Я отомстил Алтан-хану за вас. Ты должен быть мне благодарен.
– Великий хан, мой дед, мой отец и я сам верно служили дому Цзиней. Я был бы виновен в двоедушии, если бы, обратясь лицом к тебе, стал радоваться бедствию моего прежнего повелителя.
– А твой родич Елюй Люгэ? – хмурясь, спросил хан. – Не станешь же говорить, что он тоже думает так.
– Люгэ – воин. Потому наши мысли и поступки не всегда сходны. Чувству вражды и ненависти нет места в моем сердце.
Хан перебил его сердито-насмешливо:
– Но это не помешало тебе помочь Шихи-Хутагу очистить хранилище Алтан-хана. Как же так?
– Посмотри, великий хан, хотя бы на седло, лежащее у твоих ног. Золотые узоры тонки и легки, будто сотканы из шелковых нитей. Нет ни единого лишнего завитка, все сплетения, пересечения согласны друг с другом. Любая из этих драгоценностей совершенна, любая есть воплощение вековых поисков разного рода умельцев. Я не хотел, чтобы все это было расхищено, изломано, разбито, сгорело. Как это случилось с древними книгами.
– Бережливый… Но книгу можно написать, золотое седло – сделать.
– Можно, великий хан. Но… книга – хранилище человеческого ума, изделие – хранилище его умения. Все уничтожая, мы обрекаем себя на поиски того, что было давно найдено, на познание познанного.
Его рассудительность пришлась по нраву хану, и он спросил:
– Будешь служить мне?
– Мои руки не умеют держать оружие, великий хан.
– Воинов и без тебя достаточно. Мне нужны люди, умеющие писать и читать на языке этой страны. Чем ты занимался в Чжунду?
– Многим… Отыскивал в книгах зерна нетускнеющих истин…
– Тут, вижу, все ищут истину! Погрязли в заблуждениях…
– Сказано: любая лошадь спотыкается, любой человек заблуждается. Заблуждения ведут к бедам и несчастьям, потому истина – драгоценность, ни с чем не сравнимая. По движению созвездий и планет, разлагая и складывая числа, я пытался прозревать будущее. Мне хотелось помочь людям.
– Тогда ты должен был знать, какая судьба ждет Алтан-хана, – почему не помог?
– Его судьбу можно было предсказать без гаданий. Государство, пораженное изнутри недугом, не излечив его, умирает. Государство, как люди, должно оберегать себя от болезней.
– Ты можешь предсказать, что будет с моим улусом через десять, сто, тысячу лет?
Чу-цай впервые улыбнулся – чуть дрогнули губы и повеселели глаза.
– Охотнее всего я взялся бы предсказать, что будет через тысячу лет. Но это не в моих силах. Ближнее будущее прозреть тоже нелегко. И не всегда безопасно. Один правитель древнего княжества собрался на войну и спросил у гадателя, что ждет его. Тот ответил: «Победа». Ну, раз победа – чего беспокоиться? Правитель был беспечен, и его разбили. Кто кого обманул? Думаю, правитель гадателя. И однако же он решил отрубить гадателю голову. Пригласил к себе, спрятав палача за дверью, и спросил: «Знаешь ли ты, когда наступит час твоей смерти?» Гадатель понял, что к чему, ответил: «Знаю. Я умру ровно на пять дней раньше тебя». Правитель не только отменил казнь, но и оберегал жизнь гадателя как лучшую драгоценность своей сокровищницы. Тут гадатель обманул правителя. Принужден был сделать это. Принуждение родит ложь.
– Тебе не придется беспокоиться за свою жизнь. Какие бы победы ни предрекал, беспечен я не буду. Ты будешь состоять при мне. Кто научил тебя нашему языку?
– Бывший твой слуга Хо.
– А-а… Вот как жизнь сводит людей…
Он подумал, что надо бы разыскать Хо и его сестру, но эту мысль вытеснили другие. Алтан-хан обессилен, но не покорен. Однако он тут больше оставаться не может. Доносятся слухи об усилении Кучулука. И хори-туматы еще не наказаны. И меркиты не искоренены до конца. Ему надо возвращаться в степи. Но кто-то должен остаться тут. Скорее всего Мухали…
Часть четвертая
Глава 1
Судуй возвращался домой. Степь была пестра от цветов. Из-под копыт коня взлетали зеленые кузнечики, вдали важно раскачивались дрофы, на склонах сопок резвились суслики. Вороной белоногий конь шел ходкой рысью, кривая сабля в бронзовой оправе била по голенищу гутула, позванивала о стремя. За вороным тянулись две лошади с тяжелыми вьюками. На последнем переходе Джучи послал Судуя вперед, предупредить курень о возвращении хана и его войска. Он был рад скорой встрече с отцом и матерью, теплому дню, запахам родной степи и во все горло пел песни…