Жестоко и прекрасно

Лейн Терри Э.

Когда он отстраняется после того, как не поцеловал меня, его глаза морщатся от моего замешательства и желания. Потом я понимаю, что он дразнит меня, и мы смеемся.

— Как так вышло, что ты не попал на подбородок? — Спрашиваю я.

Он стреляет в меня хитрым взглядом и шевелит бровями.

— Кейт, я скаут, помнишь?

Я чуть не выплюнула полный рот зефира. Затем он встает, разжигает огонь и подкладывает к нему еще одно полено. Мне нравится смотреть, как он заботится об этом. Это так… по-мужски. И сексуально.

— Эм, Дрю?

— Ага?

— Я должна пописать.

—

Хорошо. У тебя есть несколько вариантов. В лагере есть туалеты. Отсюда до них рукой подать, или можешь пописать в лесу.

— Писать в лесу? Разве там нет животных?

— Да, у них там дом, Кейт.

— Так, как пописать в лесу. Что, если я писаю в лесу, а змея подпрыгнет и укусит Луизу?

Он сжимает губы, и это так очевидно, что он изо всех сил старается не рассмеяться. Я даю ему знать.

— Не смейся надо мной, Дрю Макнайт. Я боюсь писать в лесу и ненавижу змей. Луиза тоже.

— Луиза любит мою змею, Кейт.

Я бью его по руке.

— Это не честно. Это серьезно. Мне нужно пописать, и я боюсь.

— Верно. Я пойду с тобой и отпугну любых своенравных змей, которые могут подумать о том, чтобы вскочить и укусить Луизу. Согласна?

Я прищуриваю на него глаза.

— А как насчет других гадов, таких как крысы и опоссумы?

Он медленно вдыхает и снова сжимает губы. Затем он встает, протягивает руку, роется в сумке и достает рулон туалетной бумаги. Он включает фонарик и ведет в лес.

Когда он находит идеальное место, он говорит:

— Вот.

И поворачивается спиной, пока я приседаю, чтобы пописать. Но в спешке я делаю что-то очень глупое. Я сдергиваю джинсы и оставляю трусы, поэтому писаю в штаны.

— О, НЕТ!

— Что? — Он поворачивается ко мне лицом.

— Я только что обмочила трусы!

— Как ты это сделала?

Я объясняю, и он роняет фонарик, сгибаясь пополам от смеха. Теперь нам нужно охотиться за фонариком, и я спотыкаюсь, пытаясь снять джинсы, не запачкав их.

— Значит, ты помочился на свои «кальсоны»? Я не уверен, что смешнее. Что ты писаешь на себя или на то, что называешь их кальсоны.

— О, да, так их называет моя мама, так что я как бы унаследовала этот термин.

— Я понимаю. Итак, подожди.

— Ага. Дерьмо! Ты нашел фонарик?

Смеясь, он говорит:

— Да.

Я выпрямляюсь и решаю вернуться в палатку с голой задницей, чтобы как следует привести себя в порядок. Дрю всю дорогу смеется, и я не могу его винить.

— Может ли кто-нибудь увидеть меня в таком виде?

— Я так не думаю. Кроме того, кран для воды находится за палаткой, поэтому она загораживает обзор. Вот мыло и мочалка, если хочешь помыться.

— Спасибо, что так подготовился.

— Скаут.

Я ворчу, быстро привожу себя в порядок и быстро снова в джинсы.

— Я не могу поверить, что сделала что-то настолько глупое.

— Э-э, я должен согласиться.

Где-то среди ночи я просыпаюсь и слышу всевозможные звуки — рычание, царапанье и другие звуки животных.

— Дрю! Кто-то пытается разорвать нашу палатку!»

— Хм? — Спрашивает сонный Дрю.

— Что-то за пределами палатки пытается добраться

до нас! Проснись!

— Не переживай. Вероятно, енот. Давай спать.

Он выдыхается, оставляя меня в беспокойстве, когда я просыпаюсь. Конечно, гигантские животные-людоеды, угрожающие разорвать нашу палатку и съесть нас заживо, возобновляют свою деятельность. Я знаю, что их десятки прямо за этим хлипким куском ткани, который не дает мне никакой защиты от чудовищных тварей. Я натягиваю спальный мешок на голову, как будто это поможет. Но шумы становятся еще громче.

— Дрю! Проснись! Я думаю, там гризли!

Он сидит прямо в палатке, и его голова качается, как у одной из тех старых кукол с качающейся головой. Я думаю, он все еще спит. Поэтому я хватаю его за руку и трясу.

— Встааааавааай! Там медведь!

— О чем ты говоришь?

— Что-то пытается съесть нас заживо!

Одна рука трет глаза.

— Иисус. Кейт, там ничего нет, кроме надоедливых енотов или, может быть, скунсов.

— СКУНСЫ! КАКОГО ЧЕРТА!

Немедленно я карабкаюсь к выходу из палатки. Только вот проблема. Я все еще застегнута в спальном мешке, и это один из тех стилей мумии, которые сужаются к ногам. В своем безумном состоянии я пытаюсь встать, но в итоге делаю трехдюймовый шаг и утыкаюсь лицом в грязь прямо у входа в палатку. Теперь я отчаянно пытаюсь встать и убежать от так называемого медведя гризли или скунсов, которые угрожают съесть или провонять меня до смерти. Мои руки трясутся, и я ничего не могу сделать из-за дурацкого спального мешка. Две руки хватают меня и тащат обратно в палатку. Я русалка, вытащенная из воды, закутанная в пух, мечусь, как сумасшедшая. Так было до тех пор, пока сильное и сексуальное тело не заманило меня в ловушку, не схватило за подбородок и не поцеловало в губы. Жар сменяет панику, и мои руки перестают метаться и находят путь вокруг его шеи, пальцы вплетаются в его густые волны. Что это мяукает? Только когда он отрывает свой рот от моего, я понимаю, что это я.

— Намного лучше, — говорит он. — Медведя нет, милая. Здесь, со мной, ты в полной безопасности. Что мне нужно сделать, чтобы доказать это тебе?

— Я-я не знаю. Мне очень страшно.

— Я знаю и не хочу, чтобы ты была такой. Давай осмотримся снаружи. Тебе от этого станет лучше?

— Возможно, — говорю я скрипучим голосом.

— Хорошо. Пойдем.

Мы вылезаем из спальных мешков, обуваемся, и он хватает фонарик. Затем он проводит тщательный осмотр снаружи палатки, и мы ничего не находим. Он поворачивается ко мне, заправляет мне за ухо прядь волос и говорит:

— Дорогая, это их дом. Маленькие существа живут здесь, в лесу. Многие из них выходят ночью, чтобы поесть. Они живут на растениях и в норах. Они не причинят тебе вреда, я обещаю. Иногда они издают звуки, когда кормятся, и кажется, что они рычат, но это не так. Они боятся тебя больше, чем ты их. Ты бы испугалась кролика, если бы увидела его?

— Нет.

— Тогда тебе и их не стоит бояться.

— Но скунс?

— Не побеспокоит тебя, если ты не будешь угрожать.

Я опускаю голову, чувствуя себя довольно по-идиотски.