Жестокое милосердие
Шрифт:
Я паникую.
— Простите, мой господин, — вырывается у меня. — Я правда Жан-Поля ищу! Занимайтесь своими делами, а я пошла…
Хватка у него железная, но я высвобождаюсь одним быстрым рывком. Большого искусства при этом не показываю, но дело сделано — я свободна. Мигом вылетаю за дверь.
Оказавшись в коридоре, я во весь дух несусь к лестнице. Прыгаю через две ступеньки, потом чуть замедляю шаг и оглядываюсь. Гавриэла Дюваля нигде не видать. Я разглаживаю помятые юбки, расправляю плечи и возвращаюсь в большой зал. Заметив меня, Крунар вежливо прекращает светскую
Приблизившись, он вопросительно поднимает бровь:
— У тебя все как надо?
Я отвечаю:
— Будет, когда мы уберемся подальше отсюда.
Он ведет меня к двери. Я чувствую взгляд, который буквально ввинчивается мне в затылок. Знаю: стоит оглянуться, и я увижу глаза цвета грозовых туч.
ГЛАВА 9
Я снова сижу в кабинете матушки настоятельницы. Она пристально смотрит на меня, чуть подавшись вперед:
— Дюваль? Ты уверена, что он сказал — Дюваль?
— Да, пресвятая матушка. Именно этим именем он назвался. Не знаю только, настоящее ли оно. А еще у него был серебряный дубовый лист святого Камула, — добавляю я в надежде, что это чем-то поможет.
Аббатиса переглядывается с Крунаром, и тот неохотно кивает.
— Дюваль, — говорит он, — в самом деле служит святому Камулу. Впрочем, как и все рыцари и солдаты.
— Даже если и так, — отвечает аббатиса. — Взявшись выдавать себя за другого, раздобыть такую пряжку не составило бы труда.
Крунар ерзает на стуле:
— Но… это был и вправду Дюваль.
Аббатиса замечает:
— Он мог приехать туда и по совершенно другой причине.
— Мог, — неохотно соглашается Крунар. — Есть, однако, вероятность, что мы подцепили по-настоящему крупную рыбу.
Пронзительно-синий взор аббатисы снова обращается на меня:
— Как он отнесся к твоему присутствию там?
— Вначале вроде поверил, что я ожидала свидания, и повел себя игриво, но затем рассердился.
Очень хочется отвести глаза, пока она не догадалась, до чего бездарно я сыграла свою роль. Но стоит мне потупиться, и она только вглядится в мое лицо еще пристальней.
— Вспомни все, что он тебе говорил. Каждое слово!
И я в мельчайших подробностях передаю наш разговор. Когда умолкаю, она оглядывается на Крунара. Тот пожимает плечами:
— Это может не иметь ни малейшего значения. А может, наоборот, означать все, что угодно. Я теперь не рискну утверждать, будто знаю наперечет всех врагов герцогини. Они так умело скрываются под личиной союзников…
— Но чтобы Дюваль… — качает головой настоятельница.
Откидывается в кресле и прикрывает веками глаза. Молится она или размышляет? Трудно сказать… Возможно, то и другое одновременно. Я пользуюсь мгновением, чтобы перевести дух. Как бы я хотела сейчас забраться в постель и уснуть! Сегодняшнее служение не только воодушевило меня, но и вымотало до предела. А то, что Дюваль настолько легко раскусил мой обман, меня попросту потрясло. Я-то воображала, будто была близка к совершенству, однако сегодняшний вечер спустил меня с небес на грешную землю. Я мысленно пообещала себе впредь не пренебрегать уроками сестры Беатриз, посвященными женским искусствам. И пожалуй, надо будет нам с Аннит попрактиковаться друг с дружкой…
— Итак, — произносит аббатиса, открывая глаза. — Нам нужно предпринять следующее. Гости барона Ломбара намерены провести у него всю неделю. Канцлер же Крунар собирался отбыть ко двору, но взял и передумал… Не правда ли, канцлер?
Он кивает, потом разводит руками:
— Кто же знал, что моя лошадь захромает?
Настоятельница улыбается:
— Стало быть, он, делать нечего, вернется со своей юной спутницей в замок Ломбара. Ты же, — ее взгляд пришпиливает меня к стулу, — по возвращении найдешь способ переговорить с Дювалем еще. Желательно наедине. Если нам повезет, ты сподвигнешь его затеять с собой игру, попробовать соблазнить…
— Но, матушка!..
Ее лицо делается чужим и холодным.
— Разве ты не клялась употребить все свои умения и способности во славу Мортейна?
— Да, но…
— Никаких «но». Женские чары — точно такая же часть необходимого арсенала, как кинжал или твои любимые яды. За Дювалем необходимо понаблюдать. Ты сама обнаружила тому доказательства. Чем ближе ты к нему подберешься, тем больше тебе удастся узнать. Быть может, в постельной беседе вытянешь из него еще какие-то тайны.
Да уж, пожалуй. Скорее я уговорю саму аббатису сплясать гавот на улицах Нанта. Однако я оставляю свое мнение при себе. И так еле-еле справилась минувшим вечером. Начну спорить — и она может решить, что я вообще недостойна служить делу Мортейна.
Потом меня осеняет светлая мысль:
— А может, просто убрать его, да и дело с концом?
— А ты видела на нем метку Мортейна?
Я чуточку медлю, но отвечаю правдиво:
— Нет. Но у Мартела метка была почти невидима за воротником. Может, и у Дюваля ее так просто не разглядеть?
Матушка улыбается, и до меня слишком поздно доходит, что я по глупости как раз сыграла ей на руку.
— Значит, — говорит она, — тем больше причин вплотную подобраться к нему. Не так ли?
Неисповедимы пути Мортейна! И на что Ему прятать Свои метки, чтобы их стоило таких трудов разыскать?..
— Исмэй. — Настоятельница вновь предельно серьезна. — Дюваль — один из самых доверенных советников герцогини. Нам совершенно необходимо разведать, чем дышит этот человек!
— Анна доверяет его советам больше, нежели чьим-либо еще, — поясняет Крунар.
— Так что, если он нас предает, кара Мортейна очень скоро постигнет его, — мрачно добавляет аббатиса. — Быть может, даже и от твоей руки.
Ее заставляет умолкнуть какая-то возня в коридоре. Она едва успевает нахмурить брови, как дверь резко распахивается.
И вот тут у меня перехватывает дыхание, потому что в кабинет входит собственной персоной Гавриэл Дюваль.
За ним торопливым шагом поспевает Аннит:
— Простите, пресвятая матушка! Я говорила ему, что вы просили не беспокоить, а он и не думает слушать!..
И она окидывает нарушителя спокойствия испепеляющим взглядом.
— Да, я вижу, — недрогнувшим голосом произносит аббатиса.