Жестокое милосердие
Шрифт:
И молитва услышана. После короткой, хотя и ожесточенной борьбы ноги Мартела начинают подламываться. Не дожидаясь, когда он окончательно потеряет сознание, я приближаю губы к его уху.
— Мы наказываем тех, кто предает нашу страну, — шепчу я нежно, точно доверяя ему любовный секрет.
Мартел делает еще одну попытку освободиться… Потом его тело сотрясают конвульсии. Все кончено: его забирает Смерть.
Прежде чем я ослабляю хватку, из его тела исходит густая теплая сущность и касается меня, точно кошка, трущаяся о хозяйскую ногу. Мое сознание
Во имя Мортейна, что это было?..
Его душа…
Слова приходят как бы сами собой. Кто их произносит, я или кто-то другой? Уж не Бог ли?
Почему никто из монастырских обитателей меня об этом не предупредил? Может, это одна из милостей Мортейна, о которых говорила сестра Вереда? Или нечто другое? Я никак не могу решить, что это было со мной миг назад. То ли я подверглась какому-то насилию, то ли была посвящена в некую священную тайну?
Впрочем, размышлять недосуг. Я отметаю все вопросы, продолжая удерживать мертвое тело и стараясь не повалиться на колени, пока снимаю с шеи мертвеца гарроту. Дочиста вытираю ее о его камзол, потом убираю проволоку в браслет. Сажаю труп под окошком и выглядываю во двор, очень надеясь, что там уже стоит повозка, обещанная канцлером Крунаром.
Она там.
Я хватаю мертвого предателя за шиворот и приступаю к тяжкой работе: нужно выпихнуть его за окно.
Он вроде бы не так уж и велик, но до чего же тяжел! Я сражаюсь с неподъемным телом, стараясь взгромоздить его на подоконник. Задыхаюсь от напряжения, но наконец-то труп вываливается наружу… Следует мгновение тишины, потом глухой шлепок: мертвец свалился как раз куда надо. Я вновь выглядываю. Возница разбирает вожжи и посылает упряжку вперед.
Я понятия не имею, куда он везет тело и каким образом намерен укрыть его. Меня это никоим образом не касается.
Я еще дрожу после соприкосновения с душой Мартела, лицо раскраснелось от возни. Мне надо бы присесть, собраться с мыслями, да и в порядок себя привести. А лучше всего упасть на колени и как следует помолиться, чтобы мне было ниспослано понимание… Не получится. Я должна вернуться к «любовнику». Пора нам с канцлером и откланяться.
Кое-как я отклеиваюсь от стены и делаю два шага к двери, но вдруг в коридоре раздаются шаги. Слишком поздно! Кто-то идет! Неужели барон Ломбар? У него тут что, встреча с Мартелом?
Я лихорадочно соображаю. Что мне следует делать? Попытаться соблазнить его? Или сразу убить? Я бы с радостью предпочла второй вариант, но нельзя. Только если он первым нападет на меня — или я увижу на нем метку Мортейна.
Щеколда на двери приподнимается. Я отступаю прочь, заламывая руки. Я уже вошла в роль, которую мне предстоит сейчас отыграть. Я вновь полна предвкушения — или попросту паникую?
Когда дверь открывается, я восклицаю:
— Жан-Поль,
— Нет, — произносит он и тихо затворяет за собой дверь. — Я другой. Но вдруг и я могу вам чем-то помочь?
Это в самом деле никакой не Жан-Поль. И не барон Ломбар. Этот малый гораздо выше барона. И повсюду, где у барона сало пластами, у этого — гибкие мышцы. На нем плащ густого коричневого цвета, сколотый пряжкой в виде дубового листа. Это знак святого Камула, небесного покровителя войны и солдат. Под плащом у него ничем не украшенный черный камзол, удивительно элегантный в своей простоте. Он проходит в комнату, и я чувствую, что попала в ловушку. У него цепкие серые глаза, и, боясь, что он может прочесть на моем лице нечто совершенно лишнее, я складываю руки под грудью, выпячиваю свои несчастные прелести.
— Вы не Жан-Поль, — бормочу я капризно. — Не думаю, что вы мне поможете.
Говоря так, я обшариваю взглядом его лицо, его шею, отыскивая метку, которая позволила бы с ним разделаться. Но он чист. Или метка есть, только я ее не вижу.
— Да, — говорит он. — Но Жан-Поля здесь нет. А я есть.
Его глаза кажутся мне похожими на грозовые тучи. Такие же темные и переменчивые. Они быстро обегают все мое тело, но я не вижу в них похоти. Потом зоркий взгляд покидает меня и устремляется в сторону окна.
Я подхожу на шаг ближе, силясь его отвлечь.
— Я совсем даже не собираюсь обманывать Жан-Поля, мой господин, — говорю я. — Хотя вы, честно, такой милый…
Если уж совсем честно, выглядит он не милым, а нешуточно опасным, но я готова нести еще не такую чушь, лишь бы отвлечь его от окна.
Но он, точно подслушав мои мысли, идет прямо туда и высовывается наружу.
Добрый Мортейн, ну пожалуйста, сделай так, чтобы повозка уже уехала со двора!
Мужчина оборачивается ко мне, его взгляд режет, как нож:
— Вы меня обижаете, милочка. А я вот уверен, что могу заставить вас начисто позабыть какого-то там Жан-Поля!
Я еще продолжаю кокетничать, я склоняю набок головку, но уже чувствую: что-то не так! Слова он говорит правильные, только глаза не соответствуют игривому тону. Я уже слышу, как бьют тревожные колокола. Надуваю губы:
— Н-но я вовсе не хочу его забывать…
В три широких шага он оказывается подле меня:
— Довольно игр! — Он хватает меня за плечи. — Кто ты такая и что делаешь здесь?
Я повисаю в его хватке. Я вся такая слабенькая и испуганная.
— Я вас самого могу о том же спросить… Кто вы такой и что тут делаете?
— Меня зовут Гавриэл Дюваль. И если ты ищешь любовного случая, я тебе как раз подойду! — Он притягивает меня вплотную, так что я ощущаю жар его тела. От него исходит легкий запах какой-то пряности. — Только думается мне, ты тут совсем не за этим.
Он знает! Он все знает! Я вижу это в глубине его глаз. Как он догадался, кто я такая и что меня сюда привело?!