Жестокое милосердие
Шрифт:
— Девицу Рьенн прислала ко двору настоятельница обители Святого Мортейна.
Взгляды всех присутствующих обращаются на меня.
— Я-то думал, все это лишь страшные сказки, — бормочет Рье.
— Ни в коем случае, маршал Рье, — возражаю я самым невинным тоном. — Наш святой отправил меня на подмогу герцогине и нашей стране. Если торжество герцогини не является страшной сказкой для вас, значит и меня бояться не нужно.
Он возмущенно оборачивается к Анне:
— А вы, ваша светлость, вы знали, кто она
Герцогиня вскидывает подбородок:
— Я знала, что она служит святому Мортейну и что это Он послал мне ее в час нужды!
Маршал спрашивает:
— А нам почему не сказали?
Крунар пожимает плечами:
— Мы рассудили, что чем меньше народу знает, тем легче будет сохранить ее присутствие в тайне. Вы ведь, маршал, тоже не посвящаете меня во все подробности воинских планов?
Рье наливается краской, но возразить ему нечего.
— Не понимаю, отчего вы так рассердились, — вмешивается герцогиня. — Если бы не быстрота действий госпожи Рьенн, я сейчас лежала бы мертвая в луже крови.
Воцаряется тишина, потом опять берет слово маршал Рье:
— Вы все не так поняли, ваша светлость. Мы бесконечно рады, что вы не пострадали. Но есть ли полная уверенность, что погибший не был просто комедиантом, игравшим свою роль?
— Есть, — говорю я.
Рье проворно оборачивается ко мне:
— Откуда?
Я спокойно смотрю ему в глаза:
— Мою руку направлял святой Мортейн.
Он сжимает губы в одну черту и делает шаг ко мне. Не знаю уж, что у него на уме, но канцлер Крунар окликает его:
— Маршал Рье!
Тот раздраженно останавливается.
— Кем бы ни была эта женщина, — говорит он, — все же не следует допускать ее на заседания нашего совета. Сударыня, вы свободны!
Я всячески показываю, что он мне не указ. Поворачиваюсь к герцогине: я ей служу, не ему.
— Приказывайте, ваша светлость.
Кажется, Рье скрежещет зубами, но мне нет до него дела. Я вижу по лицу Анны, как не хочется ей меня отпускать, подтверждая тем самым распоряжение Рье. Я прихожу ей на выручку:
— С позволения вашей светлости, я бы занялась расследованием этого прискорбного покушения.
Она милостиво кивает:
— Ступайте, сударыня. Исполняйте свой долг.
Я спрашиваю Дюваля:
— Куда отнесли тело?
Его глаза суживаются — он понял, что у меня на уме.
— Я сам тебе покажу, — говорит он. — Здесь нам все равно больше нечего делать.
— Как это нечего, Дюваль? — гневно бросает маршал Рье.
— А вот так, — отвечает Дюваль.
Железной рукой подхватывает меня под локоть и увлекает прочь из комнаты.
Когда мы оказываемся в коридоре, я пытаюсь высвободить руку. Он тотчас ослабляет хватку и бормочет извинения. Остаток пути до самого подземелья мы проделываем в молчании; под левым глазом у Дюваля дергается жилка, и это отбивает
Перед длинным рядом темниц торчит одинокий стражник.
— Где тело? — спрашивает Дюваль.
Стражник указывает на каземат побольше:
— Вон там, господин мой.
Дюваль ведет меня внутрь. Может, стражник и усматривает в этом нечто странное, но у него хватает ума не задавать вопросов.
Тело лжеактера лежит на полу, стрелку из его шеи уже вытащили, но к жутковатой багрово-черной маске никто не притронулся. Я опускаюсь коленями на жесткий каменный пол и открываю его лицо.
Что меня больше всего поражает, так это его обыкновенность! Не красавец и не урод; в его внешности не угадывается ни благородных, ни крестьянских кровей. Он напоминает мне чистый холст, ждущий художника и красок для создания образа.
Дюваль подходит ко мне и тоже склоняется над убитым:
— Ты его не знаешь?
— Нет, господин мой. Я никогда его раньше не видела.
Дюваль хмурится, обдумывая мои слова:
— Откуда он, по-твоему, взялся?
— Вот это я и попробую установить.
Он сразу понимает, что у меня на уме:
— А это не слишком опасно? Он же был убийцей!
От его заботы у меня теплеет на сердце, но я лишь пожимаю плечами, изображая уверенность, которой на самом деле не чувствую.
— А как иначе мы выясним, кто его подослал? Сегодня о врагах герцогини мы знаем не больше, чем неделю назад. К тому же он мертв; какой вред мне причинит покойник?
— Все равно, — угрюмо говорит он. — Ты побереглась бы, Исмэй.
— Непременно, господин мой! — Я ободряюще улыбаюсь ему и вновь поворачиваюсь к убитому.
Прикрыв глаза, успокаиваю дыхание и медленно поднимаю завесу между жизнью и смертью.
Поначалу на той стороне пусто, и я глубже вхожу на территорию смерти. По-прежнему ничего — лишь бездонный провал в черную пустоту. Тут я понимаю, что у «всадника смерти» нет души, с которой я могла бы вступить в общение. Повсюду — только темная бездна. Неужто утрата божественной искры — это цена, которую нужно платить за убийство без благословения Мортейна?
Однако потом я чувствую, как нечто медленно и неодолимо тянется ко мне из бездны. К моему ужасу, тьма окутывает меня и начинает утягивать в пустоту. Я отчаянно отбиваюсь, но хватка слишком сильна; мне не вырваться. Кругом словно смыкается ночь, только здешний мрак куда непроглядней. И до чего же тут холодно! В лютый мороз кожа норовит примерзнуть ко льду, но сейчас так же застывает сама душа. Куда-то пропадает обычный холодок смерти, я чувствую жуткое онемение. Полную пустоту.
Чьи-то руки прикасаются к моему лицу. Меня бережно похлопывают по щекам, слышен человеческий голос. Тонкие струйки тепла сочатся к моему иззябшему телу. Невероятным усилием я размыкаю веки.