Жестокость
Шрифт:
Мальчик смотрел на него и кивал в такт каждому слову.
— Моя сестренка, — продолжал мужчина, — была такая миленькая и хорошенькая, что я любил ее больше всего на свете. А сказать тебе, что я сделал?
Мальчик энергично закивал головой; женщина тоже оторвалась от книги и, улыбнувшись, стала слушать.
— Я купил ей лошадку — качалку, куклу и миллион леденцов на палочке, а потом посадил ее себе на колени, одной рукой обхватил за шею, а другой принялся щипать — щипал, щипал, пока она наконец не умерла.
Мальчик сидел, затаив дыхание, а женщина зачем-то
— А потом взял нож и отрезал ей голову, после чего взял эту голову…
— Вы ее на части разрезали? — едва вымолвил мальчик.
— Я отрезал ей голову, потом руки, ноги, а потом еще волосы и нос, — сказал мужчина. — И еще ударил ее палкой и вообще убил.
— Погодите-ка, — начала было женщина, но в этот момент младенец снова завалился набок, а когда она его поправила, мужчина уже продолжал свой рассказ.
— А потом взял ее за голову и вырвал из нее все волосы, и…
— Вашу маленькую сестренку? — увлеченно переспросил мальчик.
— Мою маленькую сестренку, — подтвердил мужчина. — А потом засунул ее голову в клетку с медведем и тот съел ее целиком.
— Съел всю голову целиком? — переспросил мальчик.
Мать отложила книгу, поднялась и приблизилась к мужчине. Встав над ним, она проговорила:
— Что это вы такое говорите, а? — А когда мужчина поднял на нее учтивый взгляд, добавила: — Убирайтесь отсюда.
— Я вас напугал? — спросил мужчина. Затем он посмотрел на мальчика, слегка поддел его локтем, и оба они весело рассмеялись.
— Этот дядя разрезал свою маленькую сестренку, — сказал мальчик, обращаясь к матери.
— Я ведь и проводника могу позвать, — проговорила женщина.
— Проводник съест мою маму, — сказал мальчик. — А мы отрежем ей голову.
— И голову сестренки тоже, — добавил мужчина, вставая. Женщина чуть посторонилась, позволяя ему выйти.
— И больше не возвращайтесь в это купе, — произнесла она.
— Моя мама вас съест, — сказал мальчик, обращаясь к мужчине.
Незнакомец рассмеялся, мальчик тоже, после чего мужчина сказал, обращаясь к женщине:
— Извините меня, — и прошел мимо нее в коридор.
Когда дверь за ним закрылась, мальчик повернулся к матери и спросил:
— Сколько нам еще ехать на этом старом поезде?
— Немного уже осталось, — ответила мать. Она посмотрела на него, явно собираясь что-то сказать, и наконец произнесла:
— Сиди спокойно и будь хорошим мальчиком. Тогда получишь еще леденец.
Мальчик поспешно уселся на свое место, после чего женщина вынула из сумки леденец и дала сыну.
— Что нужно сказать? — спросила она.
— Спасибо, — сказал мальчик. — А этот дядя и вправду разрезал свою маленькую сестренку на части?
— Он просто шутил, — ответила мать и добавила — уже более поспешно. — Просто шутил.
— Наверное, — кивнул мальчуган и, положив локти на стол, снова уткнулся в окно. — Наверное, это была ведьма.
РОАЛЬД ДАЛЬ
Баранина к ужину
В комнате было тепло и чисто; шторы опущены, две настольные лампы зажжены — ее и та, что стояла рядом с пустующим креслом напротив. На серванте за спиной два высоких стакана, содовая вода, виски. В ведерке свежие кубики льда.
Мэри Мэлони ждала, когда с работы вернется ее муж.
Изредка она поглядывала на часы, однако без какой-либо тревоги, а просто чтобы в очередной раз порадовать себя приятной мыслью о том, что с каждой уходящей минутой приближается время, когда Патрик будет дома. Настроение у нее было приподнятое, и потому все, что она делала, сопровождалось легкой, радостной улыбкой. Голова женщины безмятежно склонилась над вышивкой; ее кожа — она была на шестом месяце беременности — приобрела прелестную, доселе небывалую полупрозрачность, линии рта смягчились, а глаза, в которых появился спокойный, умиротворенный взгляд, стали казаться еще больше и темнее, чем прежде.
Когда часы показали без десяти пять, Мэри начала прислушиваться, и в самом деле — через несколько секунд с неизменной пунктуальностью на покрытой гравием дорожке под окном зашуршали шины, вслед за чем раздался стук закрываемой дверцы, шорох шагов под окном, и наконец звук поворачиваемого в замке ключа. Она отложила вязание, встала и прошла к двери, чтобы поцеловать супруга, когда он войдет в комнату.
— Привет, дорогой, — проговорила она.
— Привет, — ответил он.
Она взяла у него плащ и повесила в шкаф. Затем подошла к серванту, приготовила напитки, покрепче ему и послабее себе, и снова уселась с шитьем в руках. Он также опустился в кресло напротив нее, держа стакан обеими руками и чуть покачивая его, отчего кубики льда слабо ударялись о стекло стенок.
Для Мэри это всегда было самое блаженное время суток. Она знала, что он не был склонен пускаться в разговоры, пока не выпьет первый стакан, но ей нравилось сидеть вот так, притихнув, наслаждаясь его обществом после целого дня полного одиночества. Она испытывала особое наслаждение, находясь в обществе этого мужчины и чувствуя почти так же, как кожа ощущает мягкие солнечные лучи, приятное мужское тепло, переходившее от него к ней, когда они оставались наедине, совсем одни. Она любила смотреть, как он сидит в кресле, как появляется в дверях комнаты или медленно прохаживается от столика до окна. Любила внимательный и одновременно чуть задумчивый взгляд его серых глаз, смешной изгиб губ. Она любила даже его молчание, да, именно молчание. Мэри сидела притихшая, терпеливо дожидаясь того момента, когда виски постепенно начнет снимать накопившееся за день напряжение.
— Устал, дорогой?
— Да, — сказал Патрик. — Устал. — Говоря это, он сделал одну непривычную вещь: поднял стакан и залпом осушил его, хотя там оставалось еще больше половины. Она не смотрела на него в тот момент, но поняла, что именно он делает, поскольку услышала, как звонко ударились кубики льда о донышко пустого стакана, когда он снова опустил руку. Сделав небольшую паузу, он чуть подался всем телом вперед, затем встал и медленно пошел к серванту за новой порцией.