Жестяной бор
Шрифт:
Кристальдовцы сели у дальнего от Андриса конца стойки, что-то сказали подошедшему бармену; тот кивнул и налил им не «Особый генеральский», а чистый эльверский ром из черной кубической бутылки.
— И что же — часто рукопашные бывают? — спросил Андрис.
— Они же бешеные, — сказал Тони.
— А эльверские студенты у вас тут учатся?
— Конечно. Эти вокруг них и крутятся.
— Интересно… — протянул Андрис.
— Да не очень, — сказал Тони. — Эльверцы эти… Что они с девушками нашими делают — словами не передать. Наглые — а не пожалуешься… В позапрошлом году это было — пожаловались девочки. В деканат.
— А эти, кристальдовцы?
— Сильно в гору пошли. Липнут к ним, особенно те, кто сразу после школы…
— Ну, еще бы — такая реклама… Интересная история. Ладно. Как развлекаться будем? Тут кегельбан есть?
— Тут все есть. И кегельбан, и… все, в общем. Все есть.
Язык у Тони слегка заплетался, и слово «кегельбан» он выговорил в два приема.
Кристальдовцы встали и прошли в дверь, обрамленную аркой из красного кирпича — старого, в выбоинах от пуль.
— А там что? — показал Андрис им вслед.
— Автоматы, — сказал Тони. — Неинтересно. Нам в другую сторону.
Чертовски пьяный коктейль, — подумал Андрис. Чертовски крепкий и чертовски пьяный. Шаг неверный и движения размашистые. Один бокал — как полбутылки коньяку… натощак, понял он. Не ел же сегодня. Бутербродики — это что, еда?
— А поесть тут дают? — спросил он Тони.
— А мы что — есть сюда пришли? — осведомился тот. — Мы пришли развлекаться. Хотя да, и есть тоже. Тогда — сюда.
— Лабиринт какой-то, — сказал Андрис.
— Это вообще черт-те что, а не заведение, — сказал Тони. — Но мне нравится. После полуночи вообще иногда такое устраивают — о!
— Как на входе?
— Еще смешнее. Тут и сядем, — они сели за столик под капроновой пальмой, и к ним тут же подкатил робот-официант, похожий на оживший скелет кенгуру.
— Что желают господа? — фальцетом спросил он.
— Это ты, Проспер? — спросил Тони.
— А, Тони! Привет, — сказал робот. — Да, это я. Как дела?
— Вот, познакомься с дядюшкой.
— Здравствуйте, дядюшка! — сказал робот и помахал четырехпалой рукой. Андрис поклонился.
— Ужин? — поинтересовался робот. — Или?.. — он пошевелил пальцами возле шейных позвонков. Глазки его вспыхнули и погасли.
— Ужин, — сказал Тони. — Какого-нибудь мяса. Мы весь день не ели. И по кружке пива.
— Принято, — сказал робот, пискнул и, повернувшись на месте, укатил за кулисы.
— Забавная штучка, — сказал Андрис. — Радиоуправление?
— Частично, — сказал Тони. — Разговаривает, конечно, человек. У них вокруг кухни три зальчика, и на все три один живой официант. Сидит, командует этими скелетиками. Неплохо придумано, правда?
— А я, между прочим, видел Кристальдо, — сказал Андрис. — В позапрошлом году, в Алжире.
— Как это вас занесло в Алжир? —
— Вовсе не то, что ты думаешь, — сказал Андрис. — В позапрошлом году я занимался только наукой. В Алжире был конгресс. Но вот из-за того, о чем ты подумал, конгресс почти не состоялся. Мало кто приехал, ну, и все остальное… И вот сидим мы в аэропорту, самолета, естественно, нет, и вдруг прилетает Кристальдо. На двух «Меркуриях». На одном он сам, на другом охрана. Мне больше всего охрана понравилась. Ты не слышал про его охрану? Нет? Ни за что не догадаешься. Девушки-негритянки! Не знаю, в каком племени он их таких набрал: все под метр восемьдесят — метр девяносто, тонкие, ноги от подмышек, волосы шапкой, в шортах и безрукавках, автоматы, гранаты — и красотища, и жуть. Сразу все оцепили, прочесали, нас согнали в одно крыло, держат — автоматы у бедра, глазищами стригут — не шевельнешься. Кристальдо прошел — и как смыло всех, как и не было их тут. Быстро, четко… пантеры, ей-богу. Я больше на них смотрел, чем на него.
— Не сомневаюсь, — сказал Тони.
Подкатил робот. Там, где у настоящего кенгуру должна быть сумка, у него торчали веером три подноса с тарелками и судками. Он ловко и точно расставил все на столе, водрузил на середину две больших кружки темного пива, сказал: «Приятного аппетита, Тони! Приятного аппетита, дядюшка!» — и укатил, помахивая салфеткой. И только тут Андрис почувствовал настоящий голод.
Шар с негромким рокотом прокатился, ни на сантиметр не отклоняясь от осевой, и врезался точно в вершину пирамиды. Кегли брызнули в разные стороны.
— Четко, — сказал за спиной Тони.
Андрис, не оборачиваясь и не отвлекаясь, взял вернувшийся шар. Пирамида выстроилась вновь. Он качнул несколько раз руку взад-вперед, рука должна была обрести самостоятельность и не слушать шепотков ненадежного рассудка. Шар опять пошел точно по осевой и снес все кегли. Дожидаясь, пока шар вернется и пока снова выстроится пирамида, Андрис рассматривал свои часы. Кажется, он впервые видел их. Третий шар отклонился на сантиметр, и одна из задних кеглей постояла, пошатываясь, но тоже упала.
— Класс, дядюшка, — сказал Тони.
— «Не-дрогнет-рука», — сказал Андрис с усмешкой. — Так меня когда-то звали.
Он подошел к витрине с сувенирами. Предстояло что-то выбрать. Тут были куклы, бутылочки с коньяком, радиоприемники. На самом верху висел охотничий нож в кожаных ножнах.
— Вот это, — показал на него Андрис.
— Это на пятьдесят очков, — сказал держатель кегельбана. — А у вас тридцать.
— Тогда еще два шара, — Андрис подал ему смятую трешку.
— Если вы недоберете хотя бы одно очко, — начал держатель, но Андрис прервал его:
— Знаю.
Он набрал все.
— Первый раз вижу такое, — сказал держатель. — Этот нож с позапрошлого года висит.
— Значит, меня ждал, — сказал Андрис. На лезвии был вытравлен фирменный знак: силуэт белки. Сталь была матовая, с глубоким синим отливом.
— Теперь мы при оружии, — сказал Андрис и сунул нож в узкий кармашек на бедре — специальный кармашек для ножа.
— Сопрут, — сказал Тони.
— Кто — генералы?
— О, это такие пройдохи…
Было без десяти двенадцать, когда заиграла музыка и бархатный голос пригласил всех желающих спуститься на второй уровень в круглый зал, где начинает работу голотеатр.