Жиган против банды
Шрифт:
Когда родилась Светланка, он был вне себя от счастья, хотя ждал сына. Впервые увидев крошечное, сморщенное лицо своей дочурки, едва не задохнулся от жалости к этому несмышленому существу – его плоти и крови, его частичке. Узнав о долгожданном рождении внучки, родители Марии тут же примчались в часть, навезли кучу подарков и обещали сделать все возможное, чтобы вытащить Клебаничева из этой грязной дыры. Через полгода его перевели в Рязанскую область, где он прослужил семь лет.
Когда он подал рапорт о переводе в Афганистан, где уже шла война, многие из близких друзей посчитали его сумасшедшим.
«А вот Ангелина к деньгам почти равнодушна, – вдруг подумал генерал. – Нет, она, конечно, любит шикарные, дорогие вещи, но не чувствует в них острой необходимости: есть – есть, а нет – ну и ладно… Она могла бы жить на острове Боко-дель-Торо, питаться одними кокосами и бананами и, как участники телешоу «Последний герой», сутки напролет смотреть на небо. И была бы счастлива, пожалуй, только в том случае, если бы оказалась на необитаемом острове одна… Нетипичное поведение для слабой половины человечества».
Именно ее равнодушие и заинтриговало в свое время генерала Клебаничева. Он увидел ее в холле клиники в тот самый момент, когда Ангелина прощалась со своим мужем. Она спокойно поцеловала его в щеку и помахала тонкой изящной ручкой. В движениях этой женщины было столько грации, что Клебаничев даже приостановился. Ему вдруг нестерпимо захотелось подарить букет роз, который он нес Марии, этой высокой шатенке с огромными серыми глазами. Генерал узнал советника, с которым был знаком лишь визуально, и решил навести справки о женщине, которую тот навещал.
Собрать информацию об Ангелине Довгелло оказалось проще простого. Эту красотку скандинавского типа особенно обожали фоторепортеры. Всякий раз в колонке светской хроники в каком-нибудь «Мегаполисе» или «Караване историй» они помещали фото Ангелины с очередного дипломатического приема или с открытия выставки. Вся Москва восхищалась ее задумчивыми глазами и шикарными туалетами, привезенными из Парижа.
Ангелина вышла замуж десять лет назад. Как ни странно, она сохранила свою девичью фамилию. Может быть, потому, что ее предки были белорусско-литовского княжеского рода? Или по какой-то другой веской причине? Клебаничев с недоверием относился к женщинам, которые отказывались брать фамилию мужа. Он считал это плохим тоном и признаком глубочайшего неуважения к супругу. Но, узнав Ангелину поближе, коренным образом изменил свое мнение на этот счет.
После окончания Академии художеств Ангелина получила диплом художника-керамиста. К сожалению, она почти не занималась керамикой, хотя ее студенческие работы оценивались критиками очень высоко. Ангелина коренным образом поменяла профиль – стала заниматься живописью и даже провела персональную выставку в галерее у Андрея Терцева. Искусствоведы отозвались о новом витке ее творчества весьма прохладно, да и то, как подозревал Клебаничев, только из уважения к советнику литовского посольства. Была бы Ангелина простой смертной, на нее вылили бы ушат грязи – слабо, неоригинально, неуверенно
Внимательно изучив биографию Ангелины и узнав, что эта женщина при любом удобном случае наставляет мужу рога, Клебаничев не потерял к ней интереса. Каждый раз, навещая Марию в клинике, он надеялся вновь встретить прекрасную литовку, и однажды ему повезло. Генерал как раз выходил из кабинета профессора Оганесяна и буквально в дверях столкнулся с Ангелиной. Минуту назад профессор сказал генералу, что к смерти Марии нужно готовиться в любой момент. Видимо, эта новость отразилась на лице Клебаничева, так как он поймал на себе сочувствующий взгляд Ангелины.
– Что, плохие известия? – первой заговорила она.
Клебаничев кивнул.
– Не переживайте, – Ангелина ободряюще улыбнулась. – Главное, не отчаиваться и надеяться на лучшее.
– Надеяться не на что, – признался генерал. – Профессор сказал, что мою жену уже нельзя спасти. У нее рак. Метастазы проникли столь глубоко, что операция не помогла…
– Что ж, если наш профессор так сказал, значит, это правда. В конце концов, все мы смертны и рано или поздно все там будем.
Слова женщины, а точнее интонация, с какой она произнесла эту фразу, немного покоробили генерала. Однако сама Ангелина ничуть не смутилась. Судя по всему, она вообще не поняла, что сморозила глупость.
– Ну, я, пожалуй, пойду, – пробормотал генерал, хотя уходить из приемной профессора совсем не хотелось.
– Да-да, – равнодушно кивнула Ангелина. – Всего хорошего.
– И вам того же… Вы, наверное, уже выписываетесь?
– Да. Сегодня.
– А мы ведь так и не познакомились, – неожиданно даже для самого себя выпалил генерал. – Меня зовут Игорь Петрович Клебаничев.
Женщина протянула тонкую, изящную руку.
– Ангелина.
Клебаничев неловко прикоснулся губами к прохладной ладони, пахнущей французскими духами «Фиджи».
– Очень приятно.
– И мне… – Ангелина чуть насмешливо улыбнулась и неожиданно призналась: – А ведь я давно наблюдаю за вами. У вас хорошее, фактурное лицо.
– Как это «фактурное»? – растерялся генерал.
– Ну, проще говоря, вы – очень интересный типаж. Мужчина моей мечты… Как насчет того, чтобы попозировать для портрета?
– Так вы художник-профессионал? – неумело удивился Клебаничев, хотя давно знал об этом.
Женщина махнула рукой и улыбнулась:
– Ну, вообще-то, профессиональной художницей меня можно назвать с большой натяжкой. Я не зарабатываю деньги своими работами, а делаю их скорее для себя… Ну так как, придете ко мне в мастерскую?
– Ничего не имею против: называйте место, назначайте время.
Ангелина явно не ожидала, что Клебаничев примет ее предложение. Она удивленно вскинула брови и несколько секунд задумчиво изучала его лицо.
– Вы не шутите? – наконец уточнила она.
– Нет.
– Тогда давайте встретимся в воскресенье у меня в мастерской. Часов в десять.
– Вечера?
– Нет, утра. Я не люблю работать при электрическом свете.
– Договорились.
Уточнив и записав адрес мастерской, генерал расстался с прекрасной шатенкой и в приподнятом настроении направился в палату, где лежала его умирающая жена…