Жиган против банды
Шрифт:
– Боже упаси, Игорь Петрович, ты о чем? – всплеснул руками гость. – Никто тебя ни в чем не подозревает!
– Тогда как объяснить ваш нездоровый интерес к моей персоне?
– Полковник Кузьмин погиб от рук неизвестных убийц. Перед тем как отправиться в аэропорт, он позвонил тебе. Думаю, содержание этой беседы пересказывать не стоит?
– Не стоит. Это все равно к делу не относится. К делу об убийстве, разумеется.
– И все же я возьму на себя смелость утверждать, что вы не совсем правы, – Фалунчук перешел на «вы». – Мне почему-то кажется, что в первую очередь именно вы были
Чуть поколебавшись, Клебаничев покачал головой:
– Не правы.
– Тогда как объяснить радость в вашем голосе после заявления Кузьмина о том, что – цитирую: «он прилетает в десять тридцать»?
– Очень просто, – медленно начал Клебаничев, – я знал, что Николай ждет своего агента. Тот должен был возвратиться еще неделю назад, но застрял где-то за границей. Николай поделился со мной своими волнениями. Естественно, не называя имен и фактов. Он страшно нервничал, и я был вынужден его успокаивать. Когда мне стало известно, что агент все-таки жив-здоров, я искренне порадовался за друга. Вас удовлетворяет такое объяснение?
– Вполне. Но мне почему-то кажется, что речь идет об агенте под довольно необычном для наших служб псевдонимом. Я прав?
– Повторяю: при мне Николай никогда не упоминал никаких имен. Я ровным счетом ничего не знаю о его служебных делах.
– Очень жаль… – вздохнул генерал.
– Жаль, что он не раскрыл мне все ваши тайны? – В голосе Клебаничева послышался сарказм. – Но ведь совсем недавно вы сами уверяли, что Николай был очень дисциплинированным работником. И, как мне показалось, гордились этим.
Генерал посмотрел на Клебаничева оценивающим взглядом и медленно, выделяя каждое слово, произнес:
– Очень жаль, что вы не хотите сказать мне правду.
Только сейчас Игорь Петрович заметил, что генерал перешел на «вы». А может, он сделал это абсолютно сознательно? Тем самым подчеркнув вину Клебаничева?
«Очень может быть… – подумал Игорь Петрович. – Очень может быть. Эти парни из ФСБ не особенно подбирают выражения».
Его охватила ярость, кровь прилила к щекам, и, что самое парадоксальное, эта вспышка гнева придала ему силы. Силы не только физической, но и моральной. Ему захотелось набрать в легкие побольше воздуха и выставить зарвавшегося генерала за дверь. Возможно, если бы не Светлана, он бы так и поступил. Но в данный момент его девочка находилась неизвестно где, возможно, под прицелом автоматов, а поэтому Игорь Петрович стерпел и это унижение. Ради собственной дочери, которой (а он был в этом уверен) пришлось пройти через гораздо большее испытание, он решил четко следовать избранному плану.
– Я сказал вам все, что знал, – с некоторым усилием произнес Клебаничев: мягкие интонации давались ему с трудом. – Мне очень жаль, но я не смогу помочь вам по очень простой причине: я ничего не знаю.
– Что-то не верится.
Кровь вновь прилила к щекам Клебаничева, подбородок нервно задергался:
– Я не позволю подвергать мои слова сомнению.
– Хорошо, только не волнуйтесь, пожалуйста, – гость улыбнулся и встал. – Ладно, извините за беспокойство. Поправляйтесь.
Как только за посетителем закрылась дверь,
«Если он начнет копать глубоко, то наверняка докопается до фактов, – подумал Игорь Петрович. – Например, что моя дочь уже несколько дней не ночует дома, а также что я спал с женой литовского советника… Впрочем, в данный момент Ангелина меня интересует меньше всего. Мне нужно срочно выйти из этой чертовой больницы! Во что бы то ни стало убедить докторов, что я в полном порядке, а иначе…»
Что будет со Светланой, если его продержат в палате еще несколько дней, генералу Клебаничеву хотелось думать меньше всего.
А генерала Фалунчука, который осторожно закрыл за собой дверь палаты, не покидала мысль, что Игорь Петрович Клебаничев влип в какую-то неприятную историю. В пользу этого свидетельствовал конкретный факт: если бы Клебаничев был чист, как младенец, он не стал бы вести себя так напряженно, Игорь Петрович мог взорваться из-за любой мелочи, мог послать собеседника куда подальше, но он не сделал ни того, ни другого. Как ни старался Фалунчук спровоцировать ярость, тем самым надеясь вызвать Клебаничева на откровение, тот ловко уклонялся и уходил в сторону.
«Ему бы больше подошла должность министра иностранных дел. Вот кто крутится, как уж на сковородке! – подумал Фалунчук, идя по длинному коридору больницы. – И когда только Клебаничев так научился контролировать свои эмоции? Ведь он нахально отрицал все мои предположения, хотя я уверен на все сто – он вляпался в какую-то неприятную историю по самые уши… Теперь понятно, по какой причине покойный Кузьмин вызвал в Москву Константина. Генерал Клебаничев заслуживает того, чтобы его проблемы расхлебывал такой спец. Что ни говори, но главного финансиста Министерства обороны надо беречь. Но почему Клебаничев упорно отрицает, что знает Жигана или о Жигане? Почему?»
Так и не найдя ответа на этот вопрос, Фалунчук решил заглянуть в кабинет главного врача клиники.
Полчаса назад он уже был здесь, дабы взять разрешение навестить такого важного пациента, как генерал Клебаничев. Обычно к таким больным никого не пускали, но, увидев удостоверение Фалунчука, главврач сделал исключение.
Сейчас, направляясь к знакомому кабинету, Валерий Андреевич не преследовал никакой конкретной цели. Просто ему хотелось поговорить с человеком, который регистрировал Клебаничева и ставил диагноз, когда генерал поступил в больницу.
После ночного дежурства доктор выглядел уставшим. Когда Валерий Андреевич, предварительно постучавшись, переступил порог, главврач как раз собирался уходить. Он стоял перед шкафчиком с одеждой, вертел в руках мятый пиджак и что-то бормотал себе под нос.
– Здравствуйте еще раз, – поздоровался Фалунчук, проходя на середину кабинета.
– Здравствуйте, – болезненно покрасневшие глаза доктора глядели на Валерия Андреевича с нескрываемым любопытством. – Ну что, навестили своего друга?