Жиган: жестокость и воля
Шрифт:
— С Андреем Петровичем, хирургом, который тебе помогал брата в реанимационное отделение доставить. Легочное кровотечение открылось очень сильное. Хотя, казалось бы, откуда. Успела столько крови потерять… Потом сердце остановилось, массаж пришлось делать, электрошок применять, а в конце концов и прямой укол. Но ничего не помогло. Диагноз, в обшем, был фатальный.
— Но вам-то не в чем себя упрекнуть?
— Вроде бы и так, однако в душе всегда остается осадок. Может, ты что-нибудь не так сделал, может, не
— Это многовато.
— Вот именно.
— Я бы, наверное, сразу напился.
— Иногда это просто необходимо. Придешь с ночной смены, саданешь полстакана спирта — и спать.
— И сегодня?
— Сегодня, пожалуй, не буду. Все-таки брат ваш остался жив, хотя…
— Что? — встрепенулся Константин.
— Пугает меня одна вещь. Мы ему, конечно, обезболивающее ввели, проще говоря, наркотики, а у него в прошлом наблюдалась достаточно сильная наркотическая зависимость. Как бы на этом фоне рецидива не произошло. Но, конечно, будем надеяться на лучшее, тьфу-тьфу-тьфу… — он три раза постучал по крышке стола.
Савельев поднялся, подошел к окну и открыл форточку.
— Проветрить надо. Главврач все время ругается. У вас, говорит, Савельев, все время в кабинете топор можно вешать. Дымите, как грузчик в порту. Какой, мол, пример подаете больным?
— Пойдем? — спросил Константин, поднимаясь с тахты.
— Да, посмотрите на своего брата и езжайте домой. Вам несладко пришлось. Вообще-то мне следовало вас отругать.
— За что? — выходя из комнаты, спросил Константин.
— Почему «скорую» не вызвали? Ведь вы могли ох как навредить ему.
Панфилов усмехнулся и покачал головой.
— Ждать битый час, пока она приедет, и наблюдать за тем, как умирает твой собственный брат? Нет уж, извините.
— Хорошо, — чуть помедлив, проговорил Савельев, — а если бы у вас не было машины?
— А у меня ее и не было. Реаниматолог изумленно застыл на месте.
— То есть… то есть как не было? А на чем же вы его привезли? Наталья Дмитриевна… сестра в приемном покое, сказала, что вы на «Жигулях» приехали.
— Все правильно, — подтвердил Константин, — я привез Игната на «Жигулях». Только машину я угнал.
— Что?
— Да не бойтесь, не бойтесь, доктор. Это машина моего соседа. Просто неохота ломиться среди ночи, весь дом на уши ставить, ключи просить. Я так, все по-простому сделал.
— Без ключа открыли и двигатель завели? Константин пожал плечами.
— Это же не «Мерседес» какой-нибудь. Обыкновенный «жигуль». Открывается куском проволоки и заводится проще простого. Надо только провода изолентой смотать.
— Ну и дела, — ошеломленно проговорил врач-реаниматолог. — Я бы и подумать не мог.
— А вы и не думайте, доктор. Ваше дело — людей с того света вытаскивать.
Наконец-то он мог выспаться. Но сначала необходимо позвонить на работу. Трубку подняла секретарша.
— Алло, — томным голосом проворковала она, — кооператив «Радуга» слушает.
— Жанна, это я.
— Ой, Константин Петрович, — радостно воскликнула она, — куда вы подевались? Мы вас со вчерашнего дня найти не можем.
— Так, пришлось задержаться в Москве.
— Вы все уладили, Константин Петрович?
— Нет, придется ехать еще раз.
— Тут машина нужна в район съездить.
— Нет машины.
— А что случилось?
— Разбил я ее, — коротко сказал Константин.
В трубке послышалось оханье секретарши.
— Но с вами-то все в порядке, Константин Петрович?
— Все нормально, Жанна. Мужчиной я еще быть не перестал.
Жанна захихикала.
— Все-то вам шуточки, Константин Петрович. А я, между прочим, переживала.
Панфилов знал, что двадцатилетняя секретарша влюблена в него.
К сожалению или к счастью, он не отвечал ей, предпочитая следовать известной рекомендации: не спи, где работаешь, и не работай, где спишь.
— Со мной всегда все в порядке, Жанна. Я появлюсь часа в четыре.
— Поняла, Константин Петрович, — в голосе секретарши промелькнуло что-то вроде сожаления.
Константин положил трубку, на всякий случай отключил телефон и, кое-как добравшись до постели, рухнул на нее без сил.
События прошедших суток так измотали его, что он спал, не видя снов, будто провалился в какую-то черную дыру.
Было восемь часов утра.
Глава 7
В это утро баба Нюра проснулась рано, едва только в оконце забрезжил свет. Настенные ходики с кукушкой остановились, и баба Нюра не знала, который час.
— Вот дура старая, — ругала она себя, — забыла с вечера гири поднять.
Выйдя на улицу, она ополоснула лицо холодной водой из рукомойника, утерлась висевшим тут же на веревке полотенцем и проковыляла к сараю.
Дом бабы Нюры, такой же старый, как и она сама, стоял на самой окраине деревни. И старуха уже давно просила председателя помочь ей залатать прохудившуюся крышу.
Тот все обещал и обещал, а в сенях бабы Нюры продолжало литься. Вот и вчера после дождя пришлось выносить в сени ведра, подставлять под струи, чтобы совсем не залило.
Несмотря на свой возраст, баба Нюра была еще крепкой старухой. До недавних пор она держала корову. Да только вот в прошлом году ее Пеструшка споткнулась и сломала переднюю правую ногу. Приходил ветеринар, но ничем бедняжке помочь не смог.
— Стара твоя корова, баба Нюра, — сказал он. — Сколько ей годков-то?
— Да уж десять, почитай. Пришлось Пеструшку сдать на мясо.