Жила-была старушка в зеленых башмаках
Шрифт:
— Вернут, вернут, — успокоил ее отец Иаков. — Я ведь вас вместе соборовать буду.
Димон отнес Лику Казимировну в ее квартиру и вернулся, сел к столу и стал ждать дальнейшего развития событий. Агния лежала с закрытыми глазами и шевелила губами — молилась. Варвара Симеоновна поправила фитилек лампадки и подлила в нее масла, принесла из кухни табуретку, поставила ее неподалеку от кровати и накрыла чистой салфеткой; сходила на кухню и принесла оттуда серебряную стопку и хрустальную мисочку, наполненную зерном, а рядом положила два чистых платочка —
— А это чего тут такое готовится? — спросил он несколько настороженно.
— Соборование сейчас будет. Это вот пшеница и елей. Елей — это «масло» на церковно-славянском.
— Это что — лечение какое-то церковное?
— Можно сказать и так. Соборование — это такое особое Таинство, которое священники совершают над тяжело больными. Во время этого Таинства священник просит у Господа исцеления для больного, а также прощения всех его грехов, в том числе и забытых. Соборование может совершать один батюшка, а может и целый собор — то есть несколько священников. Отсюда и название.
— И как — помогает?
— Иногда помогает…
— Понял. — Димон немного подумал и спросил: — Так, может, я это… Гербалайфа тоже сюда подыму? Раз помогает это… соборование?
— Нет, Димитрий, Гербалайфа приносить пока не надо.
— Почему? Он ведь тоже болен.
— Видишь ли, перед соборованием человек должен сначала причаститься, а наш Андрей, как я догадываюсь, уже давно не причащался.
— Понял. Они замолчали.
Наконец раздался звонок и в квартиру вошел отец Иаков.
— Можете нести обратно православную рабу Божию Ангелину. — Димон тут же отправился за Ликой Казимировной. — А, вы все приготовили! Спасибо… — Батюшка достал свечи и стал их укреплять в миске с зерном. — Как хорошо — пшеница вместо обычного риса! Станете потом размачивать и давать своим больным…
Димон торжественно внес Лику Казимировну и уложил ее в постель. Лика была бледна, на лбу у нее выступили капельки пота.
— Поздравляю, Ликуня, с переходом в Православие! — сказала Варвара, целуя ее и поправляя подушку.
— И с принятием Святых Христовых Тайн, — подсказал отец Иаков.
— И причастилась? — радостно удивилась Варвара Симеоновна.
Лика Казимировна слабо улыбнулась в ответ.
— А бледная какая стала…
— Поволновалась, устала… — пояснил отец Иаков. — Ничего, я буду читать молитвы — она и отдохнет. Агния Львовна, а вы-то меня слышите?
— Слышу, батюшка, слышу… — тихо прошелестела Агния Львовна.
— Ну, тогда начнем. Вас, Варвара Симеоновна, я тоже буду соборовать — вы ведь на ногах едва держитесь. А вы, молодой человек… Вас ведь Димитрием зовут?
— Ну да.
— Вы давно причащались?
— Чего? Не понял, б-батюшка…
— Вы крещеный?
— Крещеный.
— В церковь ходите?
— Было дело.
— Часто?
— Три раза.
— Что «три раза»?
— Три раза в церкви был. Когда бабка мальцом крестить отвела — это первый раз, потом друга мы отпевали, а недавно еще одного венчали.
— Так… Ну это уже лучше — три раза. Некоторые за всю жизнь только два раза в храме бывают — на своих крестинах и на своем отпевании. И раз вы крещеный, то можете остаться и помолиться вместе с нами.
— Да я не умею… Я не знаю, как молиться надо.
— А как умеете, так и молитесь. Просите Господа, чтобы Он послал благодать исцеления болящим Ангелине и Агнии и сохранил во здравии рабу Божию Варвару.
— Так я тогда и за Гербалайфа помолюсь? Батюшка вопросительно посмотрел на Варвару Симеоновну.
— Это сосед наш с первого этажа, у него тоже грипп.
— Тяжелый, — добавил Димон.
— Нет, за Гербалайфа молиться нельзя, сказал отец Иаков.
— Не понял! Почему нельзя? Гербалайф мужик хороший. И не бомж он вовсе, у него прописка есть.
— А имя у него христианское есть?
— А, понял! Есть. Андрей он.
— Вот мы и помолимся за здравие болящего раба Божия Андрея.
— Андрей крещеный, — вставила Варвара Симеоновна. — У него мать была очень верующая. Батюшка, а можно еще помянуть болящих Иннокентия и Василия? Это друзья Андрея. По-моему, тоже крещеные.
— А это уже бомжи, — добавил Димон. — Можно за бомжей-то молиться?
— Можно и нужно. Господу тоже негде было главу преклонить. — И добавил, будто к чему-то прислушиваясь: — Хотя прописка у Него была… В Вифлееме или в Назарете? Нет, все-таки, наверное, в Вифлееме, по месту рождения… Ну, готовы? Начнем. — И уже другим голосом, будто поднялся по какой-то невидимой лестнице над всеми здесь лежащими и стоящими, произнес:
— Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков!
Как по команде, потому что это и была команда, рабы Божьи Ангелина и Агния открыли глаза. Одними губами, беззвучно, Агния Львовна начала читать вместе с отцом Иаковом вступительные молитвы: ей не требовалось для этого особого внимания, эти молитвы она могла бы читать и во сне.
А вот Лика Казимировна слушала напряженно, стараясь понять каждое слово, — ведь теперь это были уже и ее молитвы — православные!
Варвара Симеоновна и Димон слушали спокойно: одна — потому что все воспринимала просто и естественно, второй — потому что ничего не понимал и даже не пытался понять, а просто наблюдал.
Батюшка перешел к псалмам, затем стал читать канон, и молящиеся с ним старушки поплыли по ритмичным волнам древних стихов. Димон чувствовал, что батюшка читает что-то очень важное и красивое, но понимал только редкие отдельные слова. Но вот священник произнес:
— О рабах Божиих Агнии, Ангелине, Варваре и Андрее… — Тут Димон насторожился. — Господу помолимся!
«Понял! — подумал Дмитрий. — Мы это о бабульках и о Гербалайфе, ну об Андрюхе… то есть об Андрее молимся!» Он покосился на Варвару Симеоновну: та перекрестилась, а затем поклонилась. Димон неуклюже поднял руку ко лбу… А что делать дальше — не знал!