Жила–была женщина, которая хотела убить соседского ребенка
Шрифт:
Квартира была огромной, с высокими потолками и очень широкими окнами, и выходила на юг, в тень, к фонтану, который был сбоку освещен заходящим солнцем. Фонтан бил еще выше окон.
– Я привез тебе бутерброд с котлетой, как ты любишь, – сказал отец.
Он подошел к столику под окном, положил на него свой сверток, подумал и развернул его. Там лежал странный бутерброд, два кусочка дешевого черного хлеба. Чтобы показать дочери, что внутри котлета, он разъединил кусочки. Внутри лежало (он сразу это понял) сырое человеческое сердце. Отец забеспокоился, что сердце невареное, что бутерброд нельзя
– Я перепутал бутерброд, я привезу тебе другой.
Но дочь подошла поближе и посмотрела на бутерброд с каким–то странным выражением на лице. Тогда отец спрятал сверточек в карман и прижал ладонью, чтобы дочь не отобрала.
Она стояла рядом, опустив голову, с протянутой рукой:
– Дай мне, папа, я голодная, я очень голодная.
– Ты не будешь есть эту гадость.
– Нет дай, – тяжело сказала она.
Она тянула к его карману свою гибкую, очень гибкую руку, но отец понимал, что если дочка отберет и съест этот бутерброд, она погибнет.
И тогда, отвернувшись, он вытащил сверток, открыл его и стал быстро есть это сырое сердце сам. Тут же его рот наполнился кровью. Он ел этот черный хлеб с кровью.
– Вот я и умираю, – подумал он, – как хорошо, что я раньше чем она.
– Слышите меня, откройте глаза! – сказал кто–то.
Он с трудом разлепил веки и увидел, как в тумане, разъехавшееся вширь лицо молодого доктора.
– Я вас слышу, – ответил отец.
– Какая у вас группа крови?
– Такая же как у дочки.
– Вы уверены?
– Да, это точно.
Тут же его подвезли куда–то, перевязали жгутом левую руку, ввели в вену шприц.
– Как она? – спросил отец.
– То есть, – занятый делом, тоже спросил врач.
– Жива?
– А как вы думали, – мельком ответил врач.
– Жива?!
– Лежите, лежите, – воскликнул милый доктор.
Отец лежал, слыша, как рядом кто–то хрипит, и плакал.
Потом уже хлопотали над ним, и он опять уехал куда–то, опять было зелено кругом, но тут его разбудил шум: дочь, лежа на соседней койке, громко хрипела, как будто ей не хватало воздуха. Отец смотрел на нее сбоку. Ее лицо было белым, рот приоткрылся. Из руки отца в руку дочери шла живая кровь. Он сам чувствовал себя легко, он торопил ход крови, хотел, чтобы она вся излилась в его ребенка. Хотел умереть, чтобы она осталась жива. Затем он оказался все в той же квартире, в огромном сером доме. Дочери не было. Он тихо пошел ее искать, осмотрел все углы этой роскошной квартиры со многими окнами, но никого живого не нашел. Тогда он присел на тахту, а потом прилег. Ему было спокойно, хорошо, как будто дочь уже устроилась где–то, живет в радости, а ему можно и отдохнуть. Он (во сне) стал засыпать, и тут появилась дочь, вихрем вступила в комнату, сразу оказалась рядом как вертящийся столб ветра, завыла, затрясла все вокруг, впилась ногтями в сгиб его правой руки, так что вошла под кожу, сильно закололо, и отец закричал от ужаса и открыл глаза. Врач только что вколол ему в вену правой руки укол.
Девочка лежала рядом, дышала тяжело, но уже не так скрипела. Отец привстал, опершись на локоть, увидел, что его левая рука уже свободна от жгута и перебинтована, и обратился к врачу:
– Доктор, мне надо срочно позвонить.
– Что звонить, – откликнулся доктор, – пока звонить нечего. Ложитесь, а то и вы у меня… поплывете…
Но перед уходом он дал все–таки свой радиотелефон, и отец позвонил домой жене, однако никого не было. Жена и теща, видимо, рано утром одни поехали в морг и теперь метались, ничего не понимая, где труп ребенка.
Девочке было уже лучше, но она еще не пришла в сознание. Отец старался остаться рядом с ней в реанимации, делая вид что умирает. Ночной доктор уже ушел, денег у несчастного больше не было, однако ему сделали кардиограмму и пока оставили, видимо, ночной доктор о чем–то все–таки договорился, или же кардиограмма была плохая.
Отец размышлял о том, что предпринять, – спуститься вниз он не мог, звонить не разрешали, все были чужие, занятые. Он думал, что же сейчас должны чувствовать его две женщины, его «девочки», как он их называл всех скопом – жена и теща. Сердце его сильно болело. Ему поставили капельницу, как и девочке.
Затем он заснул, а когда проснулся, дочки рядом не было.
– Сестра, а где девочка, здесь лежала?
– А что вы интересуетесь?
– Я ее отец, вот что. Где она?
– Ее повезли на операцию, не волнуйтесь и не вставайте. Вам нельзя.
– А что с ней?
– Не знаю.
– Милая девушка, позовите доктора!
– Все заняты.
Рядом стонал старик, за стеной кто–то, похоже что молодой врач, видимо, проделывал какие–то манипуляции со старухой и переговаривался с ней как с деревенской дурочкой, громко и шутливо:
– Ну… Бабуля, супу хочешь? (Пауза.) Какого супу хочешь?
– Мм, – мычала старуха каким–то нечеловеческим, жестяным голосом.
– Хочешь грибного супу? (Пауза.) С грибами хочешь? Ела с грибами суп?
Вдруг старуха ответила своим жестяным басом:
– Грибы… с рогами.
– Ну молодец, – крикнул врач.
Отец лежал и беспокоился, где–то делают операцию его девочке, где–то сидит ополоумевшая от горя жена, рядом дергается теща… Его посмотрел молодой врач, опять сделали укол, наступил сон.
Вечером он тихо встал и, как был, босой, в одной рубахе, пошел вон. Добрался до лестницы незамеченным и пошел вниз по холодным ступеням, как привидение. Спустился до подвального коридора, пошел по стрелке, на которой было написано «Отделение патанатомии».
Тут его окликнул какой–то тип в белом халате:
– Больной, вы что тут?
– Я из морга, – вдруг ответил отец, – я заблудился.
– Как это из морга?
– Я вышел, но там остались мои документы. Я вернулся, но где это?
– Ничего не понимаю, – сказал этот белый халат, взял его под руку и повел по коридору. А потом все–таки спросил:
– Вы что, встали?
– Я оживел, никого не было, пошел, а потом решил все же вернуться, чтобы зафиксировали.
– Чудно, – ответил провожатый.
Они пришли в отделение, но там их встретил матом фельдшер. Отец выслушал все его возражения и спросил:
– И дочь моя здесь, она должна была поступить после операции.
Он назвал фамилию.
– Да нету, нету ее! Все мозги проели! Утром искали! Нет ее! Всех тут раком поставили! Этот еще психбольной! Из дурдома сбежал, что ли? Откуда он?