Жила, была
Шрифт:
Уже не вспомнить название железнодорожной станции, но время знаю со всей определенностью — последняя декада июля 1942-го. Ибо 2 августа наш полк уже развернулся в боевой порядок.
Нас везли с Урала на фронт без роздыха: ни бани, ни горячей пищи. Менялись лишь паровозы. И вдруг застряли на целый час в паутине сортировочной, вклинились между двумя другими товарняками. В одном — эвакуированные детдомовцы из Ленинграда, в другом — военнопленные.
Охрана не боялась, что подопечные убегут, разрешила выходить из вагонов.
Немецкие солдаты клянчили или выменивали у детей хлеб. Торговля шла плохо, но милостыня перепадала.
Ленинградцы
Может быть, то был дом № 48 Смольнинского района? Может быть, я видел, говорил с Таней Савичевой?
Не знаю, не помню. Полвека минуло почти…
— Тимофеевна! — позвала от калитки письмоносица. — Воскресла жиличка твоя?
— Вчерась из больнички приплелась, бог миловал.
— Депеша ей, толстущая! Как ее коса-то?
— Нету больше косы, отрезали. При тифе завсегда стригут.
Бойкая письмоносица примолкла, отдала письмо и поспешила дальше.
Нина слышала каждое слово, бросилась к двери и пошатнулась, привалилась к косяку.
— Не донесу, что ли, сама, — проворчала хозяйка. — Лежала бы.
Наконец-то пришел ответ! Первый ответ на десятки открыток и писем, отправленных в Ленинград по разным адресам.
Черные вычерки военной цензуры траурно бросались в глаза. Строчки приплясывали, расплывались буквы… Нина заставила себя унять дрожь. Скомандовала себе, как перед взлетом: «От винта!»
Дорогая Ниночка!
Какое счастье, что ты нашлась. Меня ведь, как и тебя, внезапно, прямо из цеха отправили —
Оказывается, мы совсем рядом трудились. — Потом нашу бригаду откомандировали в —
В общем, вернулся не скоро, мои уже не надеялись, что живой.
Получив твое письмо, сразу пошел к вам и узнал от соседей, что все Савичевы — а Таню забрала к себе со всеми вещами Арсеньева Евдокия Петровна. Наведя справки, пошел на Лафонскую. Квартира в бельэтаже. Танюша спала прямо на лестнице. Тетка, уходя на работу, запирает комнату, боится за барахло.
Танюша здорово вытянулась, но очень худая и неухоженная, больная. Очень обрадовалась, что ты жива-здорова и хорошо устроилась в колхозе. Рассказала, как вся ваша семья — один за другим. Я, как назло, забыл дома твой адрес, договорились, что принесу в другой раз, но выбраться скоро не — и хотелось поднакопить хлеба, продуктов каких-нибудь. У нас с этим, —
Нина? Прости, но больше я Танюшу не видел. Десятого или одиннадцатого июля тетка сдала ее в детдом, сложив с себя опекунство. Очень что-то недолго оно продолжалось… Детдом срочно был — на Большую землю. Куда точно, узнать не удалось. Арсеньева Е. П. и на порог не пустила. Разговаривала так, будто я ее грабить пришел.
Ниночка, не переживай особенно! Это хорошо, что Танюшу вывезли. Сейчас идет — Кроме того, — — Но мы все равно выстоим! Думал обрадовать тебя, а вышло наоборот. Прости.
Жду в Ленинграде!
12. VI/.42 г. Твой верный…
Тетрадочный лист с письмом Васи Крылова выпорхнул из пальцев; потолочные бревна с облезлой побелкой рухнули вниз.
— Ой, что ты, что с тобою?! — кинулась на помощь Тимофеевна.
В Дворищах и ахнуть не успели, как очутились на оккупированной территории, в германском тылу. Михаил Савичев при первом удобном
В том же году и там же Михаил встретился после трехлетнего неведения и разлуки с Ниной.
Еще лежа в госпитале, Михаил пытался отыскать Таню. Выяснил, что она эвакуировалась в Горьковскую область с детским домом № 48. Разослал письма и телеграммы во все районные центры области. Откликнулась одна добрая душа.
Ленинград, 9 П/Я 445, палата 20, Савичеву Михаилу
Уважаемый товарищ Савичев. Получив Ваше письмо, я спешу ответить о Вашей сестре. Тани у нас нет. Она в соседнем детском инвалидном доме. Я ее бывшая воспитательница и опишу о ней. Она приехала дистрофиком. Затем постепенно поправилась. 9 месяцев не вставала. Но затем у нее получилось нервное потрясение всего организма. И эта болезнь у нее прогрессировала. У нее потеряно зрение, она уже не могла почти читать, тряслись руки и ноги. А потому ей нужно было лечение, но в наших условиях это невозможно.
Ваше письмо и телеграмму я посылаю ей. Ее адрес: Горьковская область, Шатковский р-н, Поне-таевский д/инв. С приветом!
А. Карпова
Открытка Карповой пришла весной. От Тани не получили ни строки. Ни весной, ни летом — никогда.
Вырваться из блокадного города сложно, вернуться в него еще сложней. Въезд по специальным пропускам. Нина обращалась на свой завод, ей не ответили.
И вдруг предложение.
— Савичева, — сказал начальник овощной базы, — ты же коренная ленинградка, все ходы-выходы знаешь. Съезди, проверни одно дело в большом штабе. Тут солдатики за картошкой приехали, подбросят тебя до самого Питера.
Ее высадили на Загородном проспекте, у пяти углов. Пять улиц, пять сторон — в какую идти? «На Васильевском нечего делать, — предупредил Михаил. — Побывал там, когда в госпитале лежал. Пустота и разгром. Окна выбиты, хлам, запустенье, щепки от нашего буфета. А мы думали, его и снаряд не возьмет». Нина вспомнила, что буфет пострадал от бомбы, которая угодила в общежитие художников в ноябре сорок первого. Тогда же осколки попортили и картину. «Ничего из вещей не жалко, а «Купальщицу» любил», — признался брат.
Сейчас в квартире на Второй линии жили другие люди.
Вася Крылов сообщил, еще он писал, что случайно встретил Беллу Велину… Вот куда идти надо, на Литейный, в Дом офицеров. Белла по-прежнему жила и работала там.
Нина и Белла проговорили до полуночи. Утром их разбудил, решительно и вежливо, майор. Высокий, видный, светлоглазый.
— Прошу извинить, Белла Александровна, очередная делегация ждет нас в Смольном.
— Через десять минут буду готова, Лев Львович! — заверила своим низким, с хрипотой, голосом Белла.
Майор бросил взгляд на часы и мягко уточнил:
— Через восемь, Белла Александровна. Машина у подъезда.
Белла поторопила Нину:
— Одевайся, подкинем тебя до Лафонской.
— Кто это? — Майор произвел на Нину впечатление.
— Ученый, историк, ополченец, политработник, организатор и директор выставки «Героическая оборона Ленинграда». Сходи непременно, тут близко, в Соляном городке. Потрясающий музей! Иностранцы восхищаются и плачут. Ты готова? Пошли! Майор Раков — человек точный.