Жила ли Дева Мария?
Шрифт:
Волхвы эти, якобы, узнали о рождении Иисуса по чудесной звезде, которая затем привела их в Иерусалим и Вифлеем. Что звезды и кометы возвещают и отмечают рождение людей, — такое представление было широко распространено в древнем мире. Существовало также представление о звездах-путеводительницах. Рассказывали, например, будто мифический родоначальник многих римских аристократических семей — Эней прибыл в Италию, ведомый чудесной звездой. Данные астрологические представления тем легче могли быть введены Матфеем в свой миф о рождении Иисуса, так как у древних евреев звезда служила символом, — знаком мессии, почему, напр., глава еврейского восстания против римлян при Адриане, выдававший себя за мессию, называл себя Баркохбой — «сыном звезды». Звезды как мессианские символы, мы встречаем также на многих древнееврейских монетах, особенно — из эпох восстаний.
Ирод замышляет погубить младенца Иисуса и, обманутый волхвами, отдает приказ умертвить всех детей до двухлетнего возраста в районе Вифлеема, а Иосиф с Марией и ее сыном по совету ангела спасаются бегством в Египет. Этот мотив угрожающей новорожденному и его матери опасности тоже был широко распространен в древнем мире: его мы встречаем и в «языческих» мифологиях, и в ветхом завете, и в древнееврейских народных сказаниях. Беря только два последних источника, мы видим там, что такая опасность угрожала, якобы, мифическому вождю евреев — Моисею, ветхозаветные народные мифы о котором дали много материала для евангельских сказок об Иисусе.
В книге Исход рассказывается, что египетский царь повелел умертвить всех еврейских новорожденных в своей стране, и только чудо спасло младенца Моисея. В дополнение к этому древнееврейский историк Иосиф Флавий приводит народное сказание, будто фараон отдал приказание на основании указаний его книжников-предсказателей, что нарождается будущий спаситель евреев и сокрушитель могущества Египта.
Существовало еще одно древнееврейское народное сказание, близко подходящее к евангельскому. В нем рассказывается, будто мифический царь Нимврод увидел на небе странную звезду, которая, по толкованиям мудрецов, возвещала о рождении младенца, чье потомство должно было владычествовать над миром. Тогда Нимврод приказал умертвить всех младенцев в своем царстве, но мать чудесного младенца — будущего патриарха Авраама — узнала об опасности, спаслась бегством и родила его в пещере.
История Моисея-младенца со всем этим материалом дала Матфею мифологический мотив угрожавшей Иисусу опасности, каковой мотив тем легче было связать с именем царя Ирода, так как последний отличался большой жестокостью и, между прочим, умертвил трех своих сыновей. А что родителям Иисуса пришлось спасаться вместе с ним именно в Египет, эта деталь была выхвачена из того же сказания о Моисее и подкреплена ссылкой на мессиански понятые слова у пророка Осии: «Из Египта воззвал я сына своего».
Оставляя пока в стороне некоторые другие мотивы рождественского мифа Матфея, разберем пункт за пунктом рассказ Луки, причем ограничимся и на этот раз лишь самыми краткими замечаниями по ним, не останавливаясь особенно подробно на бросающихся в глаза разногласиях между рассказами этого евангелиста (1,26—2) и Матфея.
Прежде всего, мы видим здесь, что, в отличие от Матфея, Лука постоянным местопребыванием родителей Иисуса называет не иудейский Вифлеем, а северный город Назарет, каковой, собственно, и должен был бы считаться местом рождения «спасителя». В этом противоречии нашло свое отражение двойственное представление о мессии-христе: южане надеялись на рождение последнего в городе Давида — Вифлееме, а северяне ждали его из одного из своих городов. Таким образом, у Луки — определенная тенденция, причем он во имя последней и из-за именования Иисуса назореем выводит на сцену измышленный город Назарет, каковой в эпоху зарождения христианства еще не существовал в действительности. Назарета тогдашняя история и география Палестины не знают. В то же время Лука был вынужден так или иначе вывести и Вифлеем. Отсюда у обоих евангелистов путаница с городами, и Марии пришлось разрешиться от бремени в каком-то хлеву. Подобного рода географических, хронологических и прочих разногласий у всех евангелистов много, и о некоторых из них мы еще будем говорить.
Туда, в Назарет, по Луке, является ангел Гавриил к деве Марии, благовествует ей (а не Иосифу в Вифлееме, — как у Матфея) о предстоящем рождении ею сына от святого духа и наперед называет ей имя будущего младенца — мессии-христа. Та удивляется, но потом верит. Данная сцена, в основном, является плодом переработки все тех же, уже знакомых нам, ветхозаветных благовещенских сказаний о рождении Исаака и Самсона. Относительно предстоящего рождения последнего ангел является и говорит там жене Маноя: «Вот, ты неплодна и не рождаешь, но зачнешь и родишь сына… от самого чрева младенец сей будет назорей („посвященный“) божий, и он начнет спасать Израиля» (Судей, 13 гл.). Таким образом, эти ветхозаветные места использовали не только Матфей, но и Лука, причем оба они заимствовали оттуда целиком даже отдельные фразы. Там же, в словах о Самсоне, — скажем теперь, — Матфей усмотрел также пророческий намек на именование Иисуса назореем, неудачно связав его с Назаретом.
Рождение Изидой Гора в потаенном месте, среди тростника, куда она бежала от козней Сета.
Дальше у Луки идет рассказ о том, что по повелению римского императора Августа была назначена народная перепись «по всей земле», каковую в Палестине проводил наместник Квириний и по правилам каковой каждый гражданин обязан был являться в свой родной город, почему Иосифу с беременной Марией пришлось из северного Назарета путешествовать в южный Вифлеем, т. е. за многие десятки километров. Эта историческая справка или указание евангелиста представляет собою сплошную нелепицу. Прежде всего, известно, что при Августе никакой общегосударственной, общенародной переписи не производилось. Далее, Иосифу незачем было путешествовать так далеко — так как по римским законам каждый гражданин мог давать о себе сведения для переписи прямо властям того города, где он жил, а не откуда происходил родом. Женщин же и совсем не привлекали к ней: за них давали сведения мужья или отцы, братья.
В непримиримое противоречие с Матфеем попал здесь Лука из-за своего наместника Квириния: по словам первого евангелиста, Иисус полился при царе Ироде; по Луке — при названном наместнике. Лица эти хронологически несовместимы, ибо Ирод умер за десять лет до наместничества Квириния, а последний был назначен в Сирию и Палестину губернатором десять лет спустя смерти Ирода, когда Иудея потеряла свою политическую самостоятельность. Вся эта путаница объясняется тем, что Луке во что бы то ни стало хотелось подвести мнимо-историческую подкладку под вычитанный им из ветхого завета мотив переписи, каковой он усмотрел в качестве намека на отношение к мессии-христу в словах псалма: «Господь в переписи народов напишет: такой то родился там» (86,6). В таком использовании мнимых ветхозаветных намеков на события из жизни грядущего мессии Лука пошел еще дальше.
Так, из слов Исайи о яслях (1,3) Лука смастерил сцену положения новорожденного Иисуса Марией в ясли, за неимением, якобы, места в гостинице, куда он присоединил мотив пеленания младенца богоматерью, усмотрев его в словах книги Премудрости Соломона (7,4–5). Идя дальше, в связи с яслями и, значит, хлевом для скота, он был вынужден вывести на сцену и пастухов, как первых свидетелей рождения чудесного младенца и первых поклонников его.
Две последние сцены у Луки: о приветствии младенца Иисуса в храме престарелыми Симеоном и Анной и о выступлении его двенадцатилетним в храме пред учителями-книжниками, — навеяны ему и в некоторой своей части написаны в подражание отдельным рассказам о детстве мифического ветхозаветного пророка Самуила, — сына престарелой Анны. С последней евангелист списал образ и заимствовал имя для своей престарелой Анны; мотив же двенадцатилетнего Иисуса с его выступлением в храме он взял из иудейского предания, что первое пророческое выступление Самуила в храме произошло тогда, когда ему было двенадцать лет; предание это сохранилось в трудах Иосифа Флавия.
На этом мы заканчиваем свой краткий разбор благовещенских и рождественских сказаний Матфея и Луки об Иисусе и деве Марии. Разбор это показал нам, что во второй половине II в. евангельская история названных мифических героев пополняется, по сравнению с евангелием Марка, целым рядом новых мотивов, сцен, вращающихся вокруг идей зачатия и рождения мессии-христа и рисующих его мнимоземное происхождение. В связи с развитием этих идей и необходимостью выразить их, наглядно изобразить в соответствующих картинах, выдвигается на сцену, кроме самого Иисуса, также его мать Мария, начинает создаваться, хотя еще в небольшой, отрывочной степени, и ее мнимоземная история. Эта история, неразрывно связанная там с занимающей главное место историей Иисуса, вместе с ней создается в отношении материала, мифологического содержания в большинстве случаев путем использования, переработки или обработки отдельных ветхозаветных мест, сцен и отрывочных фраз, выражений.