Жили-были люди
Шрифт:
8-9.05.2010.
Куда же еще
Светлой памяти моей бабушки
Гильмизямал Ахметзяновой
Перед рассветом задул холодный ветер. Анна долго лежала, открыв глаза, бессонно глядя в темноту. По окну стучали ветки яблони. По дому разносилось сонное дыхание детей, храп Федора, в подполе скреблась мышь. Анна нашарила в темноте будильник и, напрягая глаза,
Выйдя во двор, поежилась. Сентябрь, однако. Дни жаркие, а ночи уже холодны. Скоро и печь топить. Возвращаясь в дом, подумала: надо идти сегодня к Вере. Куда еще тянуть-то…
Хлопоча над завтраком, Анна поминутно поглядывала на настенные часы, но легкие шаги зашлепали в доме раньше, чем минутная стрелка коснулась цифры «двенадцать». Катюша, умница, поднялась сама, не дожидаясь побудки, и, зевая, вышла к умывальнику. Анна с гордостью поглядывала на старшую дочь. В седьмой класс ведь пошла девка. Форму новую ей справили, галстук отгладили, еще ленту в косу вплести – красота будет. Худая, как щепка, глазастая – галчонок, зато учится лучше всех в классе.
Утро катилось – успевай поворачиваться. Скоро проснутся двухлетние Сашка и Пашка, успеть бы до этого времени обед приготовить. Федору, правда, во вторую сегодня, ему с утра не вставать; да и встал бы если – толку с него, вчера опять с мужиками чей-то отпуск отмечали. И храпел ночью на весь дом, как боров, и дух от него опять сивушный. Нет, зря на мужика Анна никогда не ругалась: он добрый у нее, и детей любит, и лишней копейки на себя не истратит, но если уж загудит… Верное средство одно – вынуть потихоньку получку из кармана; проспится – и опять человек. А если деньги не спрятать – все спустит. Слаб мужик на это дело. Хотя ей-то грех жаловаться – какой-никакой, а все ж хозяин в доме.
– Мам, – перебил ее мысли жующий кашу Гришка, – тебя Вер-Ванна в школу сегодня вызывала.
– Опять? – охнула Анна, возвращаясь снова на тесную кухню. – Вторую ведь неделю учитесь – что ж ты натворил, неслух?
– Да я… – опустил голову мальчишка, но Катя ехидно перебила его:
– В футбол вчера с пацанами гонял да стекло в учительской высадил.
– Ох, доберется до тебя отец, – пригрозила Анна.
Только на эту слабую угрозу и хватило ее сегодня. Не туда шли мысли, совсем не туда. Веру бы дома застать, вот что.
Проводив детей до ворот, Анна подхватила ведра и вышла к колонке. Ей повезло – Вера стояла там и задумчивым взглядом смотрела куда-то вдаль. Анна оглянулась невольно. Что она там увидела? Все то же рыжее от заводского дыма небо, все та же гора в конце улицы, куда поселковые ребятишки бегают летом за луком, все те же пыльные деревья в палисадниках. Вот разве что листья желтые в зелени берез – так ведь осень уже…
– Здорово, подруга, – первой поздоровалась Вера, переводя взгляд. – Ну, что надумала?
– Приду
Вера хмыкнула.
– Решила, значит. Ну, так давай, чего тянуть. Я нынче после полудня дома. Твой-то как?
Анна махнула рукой.
– Да все так же. Спит еще. Встанет – опять страдать будет. Ему во вторую сегодня.
– Ну да, – кивнула Вера. – Хорошо, что во вторую. В общем, приходи. К пяти жду. И простыни не забудь.
Анна кивнула, с силой нажимая на рычаг. Тугая струя вырвалась из трубы и звонко ударила в ведро, брызгами окатив женщину едва не до колен.
Анна кормила близняшек завтраком, когда стукнула щеколда калитки. Не отрываясь, Анна покосилась в окно, но на крыльце уже простучали быстрые шаги. Фатима, подружка, пожаловала. Ой, как некстати. Про юбку-то ее Анна совсем забыла.
– Привет, – сказала Анна, не оглядываясь, как только полная, приземистая фигура подруги показалась в дверях кухни. – Не успела я, Фай, раскроить тебе юбку, замоталась вчера. К вечеру сделаю.
– Анют, слышь, – зачастила Фатима, прислоняясь к косяку, наматывая на палец кончик черной, жесткой косы. – Я не про юбку, я вот чего… Мой-то вчера на рыбалку ходил, слышь. Тебе рыбки не надо? Глянь, лещ какой – огромный, увесистый.
Для верности она приподняла авоську – огромная рыбина покачивалась в ней, поблескивая на Анну тусклым, снулым глазом. Мокрый рыбий запах разлился по кухне, близнята радостно загудели и заскребли ложками по старой клеенке на столе, потянулись к рыбе.
Острая тошнота подступила к горлу. Едва успев бросить полотенце на стол, Анна зажала рот рукой и кинулась к двери.
Когда она вернулась – бледная, едва держащаяся на ногах, – острый, любопытствующий взгляд Фатимы вонзился в нее, как иголка.
– Ты чего? – понизив голос до шепота, спросила подружка. – Неужели опять?
Анна кивнула и, приложив пальцы к губам, оглянулась на дверь.
– С ума сойти, – ахнула Фатима, бросая рыбину на стул. – И сколько уже?
– Две недели задержка, – вяло ответила Анна, зачерпнув воды щербатым ковшиком, жадно глотая.
– А Федор знает?
– Что ты, нет, конечно, – Анна опять оглянулась на дверь.
– И что ж ты делать-то будешь? – в глазах соседки светилось откровенное сочувствие.
– Что! – Анна еле усмехнулась. – К Верке пойду сегодня, что еще...
– Ань, – после паузы спросила Фатима. – А надо ли?
– А что делать-то? – устало спросила Анна, опускаясь на колченогий табурет и слепо тыча ложкой с кашей в перемазанные рты близнят. – Фай, сама подумай, куда мне опять? Этих дай Бог на ноги поднять…
– Ты, подруга, Бога не гневи, – строго проговорила Фатима. – У тебя все-таки мужик есть…
– А толку с него, – махнула рукой Анна. – Одно только слово, что мужик. Все на мне. Чуть не углядишь – он уже у Стеколыча.