Жили люди как всегда. Записки Феди Булкина
Шрифт:
– Будь здоров! – пожелали из-за двери. И тогда, с трудом поднявшись с колен, всклокоченный, белый, тлен побелки отряхивая с плечей, Михаил Сергеевич мстительно распахнул ему дверь и просипел:
– В шахматишки… Да? В шахматишки тебе? Старый ты тетерев… пень глухой… да иди ты к лешему! – И добавил с сокрушительным облегчением: – Ну, чего стоишь? Заходи!
Оторвался
Решил не узнавать ее тоже. Она, думаю, все же женщина, ну а если женщина, то будет ей неприятно, что не узнаю я ее, и запомнит тогда меня – по примете, что ее я не узнаю.
Выполнил, как решил. Она, как обычно, мне: «Кто?! Куда?» –
И вот стала узнавать меня вроде бы. Увидала сегодня, что я, ничего не спросила, рукой махнула и отвернулась. С одной стороны, хорошо, что узнала, да? А с другой стороны – как на муху.
История эта теперь подходит к концу, ибо уже более месяца как замечал за собой Андрей Петрович Потелькин слежку. Следившие за ним были самые разные внешности, чаще всего прилично обыкновенные, не вызывавшие подозрений, и это было более всего подозрительно. Первое время Андрей Петрович очень терзался, стараясь доискаться повода: где и что такое именно он натворил, в чем подозревают его, – однако со временем причины эти стали не так важны в сравнении с фактом слежки.
Следившие за Андреем Петровичем вели себя так профессионально и слаженно, что первое время Потелькин вовсе не замечал ничего такого за ними, но только какое-то неприятное, раздражительное чувство вызывали у него поездки в общественном транспорте, проходные, металлоискатели, встречные, идущие следом и впереди.
Однажды чувство, что его преследуют, сделалось так нестерпимо, что Потелькин не выдержал и оглянулся. И тотчас заметил человека, без сомнения, идущего вслед за ним. Еще стараясь убедить себя, что в этом нет ничего особенно подозрительного, Андрей Петрович тем не менее остановился, сделав вид, что разглядывает витрину, ожидая, когда человек, за ним шедший, пройдет, и постоял у витрины еще, выжидая, пока тот дойдет до конца улицы, и только тогда тронулся дальше. Однако неприятное чувство погони преследовало по-прежнему, и Андрей Петрович обернулся опять. За ним шли. Шедших было несколько человек, и кто именно шел за ним, было не так-то просто определить. Сразу же пришло разумное решение выяснить личность следившего, зайдя в аптеку. Тот должен был пойти следом.
Так и случилось.
Следившая за Потелькиным оказалась пожилой женщиной с очень приметной бородавкой, что показалось ему еще более странным и подозрительным, потому что для слежки, как считал он, требуются личности неприметные. Тем не менее женщина поднялась за Андреем Петровичем по ступенькам и, когда он, стараясь оправдать свой заход в аптеку лекарственной надобностью, подошел к кассовому окошку, встала за ним. В этот момент Андрей Петрович сообразил, как от нее отделаться. В любом случае бородавчатая, чтобы не привлечь к себе его внимания и не вызвать в нем подозрений, должна была что-то из лекарств попросить в окошке провизора после него, и это давало шанс на побег. Расплатившись, Андрей Петрович бросился из аптеки вон, а выскочив на улицу, зашагал в противоположную прежнему своему направлению сторону, логично предполагая, что как только следившая за ним выбежит, то помчится в ту сторону, в какую он направлялся прежде. После арки третьего дома повернул он за угол, уповая, что этим нехитрым маневром уйдет от хвоста, и, желая убедиться в том, обернулся снова.
Теперь за ним шел мужчина самой непримечательной внешности, каковая с головой его выдавала. Андрей Петрович едва сдержал себя, чтобы не побежать, однако в этот раз не ускорил шаг, но замедлил, так что неприметный вынужденно обогнал его тротуаром и, стараясь скрыть собственный провал, прошел даже не оглянувшись. Таким образом, Потелькин оказался за спиной своего врага и теперь сам мог следить за ним. Роли переменились, однако преследователь, шагавший теперь впереди Андрея Петровича, был, видимо, из бывалых, опытный волк, и потому в какой-то момент тоже почуял слежку и обернулся.
Лицо Андрей Петровича, остановленного этой преградой, на какой-то миг исказило отчаяние, он беспомощно замер, оглянулся, посмотрел вперед, назад и еще раз туда-сюда, и наконец робкая улыбка озарила лицо ушедшего от погони.
«Оторвался!..» – с немыслимым облегчением понял он.
Спасибо!
Сколько помню себя, всегда говорил «пожалуйста», а «спасибо» как-то не успевал. Потому это может быть, что «пожалуйста» всегда впереди стоит пожелания, а «спасибо» – его позади…
Два черта сидели как-то на остановке 59-го троллейбуса, с этой стороны «М.Видео». Одного звали Иван Иванович, а второго – Семен Семенович. И они там сидели, плевались на асфальт, грызли семечки и разговаривали о жизни. Жизнь им не нравилась. Обоим. Она их не устраивала абсолютно, и поэтому им было о чем поговорить.
Кстати, вы заметили, что жизнь вообще никогда никому не нравится и никого никогда не устраивает? Всем она не по нутру, у кого ни спроси. Поголовно. Мы спрашивали. Оказалось – точно: есть у жизни такое неприятное свойство. Иногда даже кажется, что несчастное человечество живет надеждой дотерпеть до Судного дня, а там уж отыграться на жизни как следует за все ее неприятности. Расслабиться где-нибудь в райском саду под пальмами. Там же должны быть пальмы? Бананы? Киви-кокосы… Не знаем…
И ананасы?
Но ананасы-то точно должны там быть! Где-то же они есть?
На каком-нибудь морском побережье. На Майорке или, на худой конец, на Гавайях. Попивать пивко, плеваться семечками и вспоминать о жизни как о кошмарном сне.
Такое чувство, что у этих самых врат, к которым человечество так упорно стремится, не стоят секьюрити, под стеной не прохаживаются полицейские с дубинками, не действуют навигаторы и детекторы и не работают спутниковые системы слежения. Точно человечество само по себе такие системы придумало. Точно до него никому это и в голову не приходило…
Как будто все уверены, что «там» как тут, только лучше: котлы давно не варят, вертела не вертятся, весы не взвешивают, а черти отлынивают от работы, как здесь, или берут взятки и отступные, как все нормальные черти. Словом, такое чувство, что здешнее недовольство тем, как все тут, «там» является билетом в Анталью. Или золотой картой Центрального банка.
Два наших черта знали, что все не так просто. Знали, что все это мираж – глупая человечина. Самообман и иллюзия. В Аду работали оба, и там, честно говоря, тоже приходилось несладко. Конечно, потеплее, чем на остановке 59-го троллейбуса, но так потеплее, что вспоминать об этом особенно не хотелось.
Рай, разумеется, тоже был. Но о нем не хотелось тоже.
Семен Семенович, например, отработал на производстве у котла и вертела без малого 224 года: без выходных и праздников, обедов и ужинов, без всяких там льгот и премиальных с авансами. Без надежд на пенсию с повышением. Словом, без всяких иллюзий. И вот вдруг получил внезапно командировку на остановку 59-го троллейбуса, только благодаря… неизвестно чему.
Он сидел испуганный, лысый, маленький, и все время вздрагивал и елозил – боялся, бедняга, что «там», внизу, разберутся и опять его заберут…