Жилой комплекс «Курицын»
Шрифт:
– Молодой человек, в условиях сложившейся городской застройки художник обязан ориентироваться на окружающую ситуацию, на применяемые в данной местности материалы и, конечно, на строительные нормы и правила, – сказала она высокопарно, – наш разговор сейчас будет просто пустым, пока я не ознакомлюсь с вашим объектом ближе.
Третьякова решительно встала, что обычно означает приглашение к выходу, но, к несчастью, Саша не владел языком деловых встреч и потому продолжил:
– И ещё. Можно где-нибудь увидеть ваши работы?
Такой наглости
– Если вы пришли сюда терять моё время…
Вообще Саша умел общаться с женщинами. Когда долго занимаешься установкой металлических дверей, научаешься строить отношения с разными дамами: и с начальницами, и с пенсионерками, и с идиотками. Если женщина сердится, нужно вежливо извиниться и продолжать диалог. Так он и сделал.
– Я не хотел обидеть вас. Мне важно всего лишь донести, до вас то, какой дом я точно не хочу. Например, вот, чем застроен наш город…
Не замечая, как вытягивается лицо Третьяковой, Саша листал на экране образцы чудовищной архитектуры, а Клёнов тихо терял сознание, потому что две трети примеров принадлежали перу Галины Павловны. Сама Третьякова не могла не узнать своих домов, но и сознаться в авторстве тоже не могла, поэтому прикинулась слабовидящей. Начитанный Саша оперировал словами известных блогеров, которые никогда не стеснялись в выражениях. На словах «кирпич цвета детской неожиданности» архитектор тихо молвила:
– Довольно, я поняла, чего бы вам точно не хотелось.
Напоследок Саша заставил её назвать срок рассмотрения его вопроса и только после этого покинул измочаленную женщину. Его запал ещё далеко не иссяк, поэтому за дверями Саша тут же взял за жабры Клёнова, который выполз из кабинета, мыча.
– Аркадий Петрович, эта женщина не сорвёт нам сроки?
Клёнов убедительно замотал головой и зафыркал, дескать, как Саша мог такое подумать про Галину Павловну.
– Ладно, – согласился Саша, – а как движется наше проектирование? Что вы нам должны выдать к сегодняшнему дню?
– Помилуйте, Александр Сергеевич, но ведь на месте будущего дома стоят развалины дома старого! Как проводить изыскания? Я-то думал, что вы занимаетесь этим вопросом!
Ловкач Клёнов только что отыграл себе месяц бездействия, да ещё и выставил виноватым заказчика.
Представители анархии
Доломать и вывезти на свалку кучу древней рухляди? Плёвое дело для профессионала Сашиного уровня. Поставил бригаду подсобников, заказал технику. Забот на один день. Что могло пойти не так?
– Саня, тут какие-то два хрена тебя спрашивают, – позвонил бригадир.
– Какие ещё два хрена?
– А я знаю?.. А? – последнее междометие было крикнуто мимо трубки, и кто-то издалека тихо представился, – Представители анархии! – перевёл бригадир, – Так ты подъедешь, или что?
– Подъеду.
«Представители анархии» оказались представителями епархии. Отец Вениамин – пузатый с рыжей бородой. Отец Никодим – худой с сивой бородой.
– Не божеское дело ты затеял, Александр, – сказал отец Вениамин. Он наклонил голову и повернулся к Саше боком, как бы приглашая за собой. Саша интуитивно последовал за ним. Так они начали бродить по кругу. Отец Вениамин вышагивал, склонив голову и сомкнув пальцы на животе, а за его левым плечом поспевал Саша, послушно поворачивая. Отец Никодим наблюдал из центра круга за их брожением, перекидывая чётки, как таксист.
– Это святое место, Саша, тут должно быть храму, – разговор начался в деловом ключе.
– В смысле? – ошалел Саша, – Ведь эта земля в собственности! Все документы в порядке!
– У людей одни законы, а у бога другие, – парировал поп, – Ты молод, Александр, нельзя жизнь начинать с такого греха.
– Освятите себе любое место, вам земли, что ли, мало?
Поп зажмурился и так сокрушённо перекрестился, словно Саша на его глазах поел с запретного древа и не поперхнулся.
– Гордыня твоя может дойти до глубин адовых, – сказал поп, как гопник говорит: «Ты теперь ходи, да оборачивайся, мало ли чо».
– Что же вы хотите? – спросил Саша.
Отец Вениамин вдруг резко повернул влево, и Саша, привыкший к правому вращению, не успел сориентироваться и упёрся в красное лицо.
– Продай участок церкви, Александр! Убойся бога и воздай ему славу, ибо наступит час суда его.
Саша, весьма удивлённый, что святой отец не потребовал отдать землю даром, спросил:
– Но… сколько вы готовы за него заплатить?
– А сколько стоит твоя благодать? – вдруг прокаркал худой, и Саша понял, что рано обрадовался.
– Мне, Александр, право, страшно стоять с тобой, – сказал Отец Вениамин. – Прогневишь бога, и ударит тебя небесная длань, а меня заодно.
– Не думаешь, что могут тебя взять, да и отпеть заживо за упрямство твоё? – вставил отец Никодим.
– Горе грешнику, ибо воздастся ему за дело рук его, – продолжал отец Вениамин.
Ни гопники на районе, ни цыганки с рынка не сравнились бы с отцами в искусстве убеждения. Однако, как и простые уличные хулиганы, употребившие много слов, но так и не пустившие в ход кулаки, святоши стали надоедать. Саша даже приготовился произнести какое-нибудь богохульство.
Не найдя в Сашиных глазах веры хотя бы с горчичное зерно, и не желая терять лицо, отец Вениамин по радиусу побрёл к воротам. За ним последовал и отец Никодим. Сопровождаемые Сашей, они сели в свой джип.
– Даём тебе, Александр, срок до Пасхи, и будь господь с тобою, когда примешь ты верное решение, – сказал на прощание отец Вениамин.
– Я вам сразу скажу, участок не продаётся, – ответил Саша.
– Как фамилия твоя? – прорычал отец Никодим.
– Попов! – сказал Саша и не смог сдержать улыбку. Впервые его фамилия так подходила к случаю.