Жирные Боги
Шрифт:
Если раньше, лишь догадываясь о существовании Центра Вселенной, можно было жить на авось – вдруг пронесет – то теперь так не получится. Теперь я точно знаю, что за все придется отвечать.
Я взглянул на себя Его глазами и оценил свои поступки по Совести. Именно это принесло боль. Именно это напугало больше, чем война или болезни. Каждый сам знает себе цену.
Бог есть! И это пугает…
Глава 2. БОГ УМЕР
Единственное, кому я в жизни завидовал – облакам. Завидовал, не стесняясь, в открытую, черной завистью. Сколько помню себя, смотрел на эти
Такая у меня была мечта – быть облаком. С детства она оставляла меня в проигрыше, делая несчастным. Нет ничего хуже, чем знать: все, о чем ты только можешь грезить, никогда не сбудется. В итоге жизнь блекнет и теряет смысл.
Окружавшие меня люди всегда мечтали о чем-то конкретном: встретить большую и чистую любовь, съездить на море, купить машину, занять первое место в конкурсе или высокий пост. А я всего-то хотел плыть по небу без цели, в никуда. И наблюдать…
Такая мечта без шанса на воплощение. Дни без толики счастья. Отчаянье.
Чтобы хоть как-то продолжать жить, я пытался создать иллюзию небесного путешествия. Думаю, у меня это получилось. Избегал всего, что могло заставить приземлиться или хотя бы задержаться на одном месте. Впереди еще ждали сотни и тысячи миль неизведанных земель, которые мне предстояло увидеть отсюда, сверху. Я не имею в виду путешествия. Из родного города я практически не выезжал. Речь скорее об отношении к миру, когда ничего не важно настолько, чтобы из-за этого расстраиваться или пытаться удержать. Работа, отношения, здоровье. Для облака важно лишь плыть вперед в неизвестность, отдаваясь воле переменчивого ветра. В обществе таких людей, как я, принято считать безответственными. Пожалуй, это правда.
Мать с отцом мной никогда не гордились. Мы, конечно, это не обсуждали, но все и так было ясно. Меня это даже не задевало. Главное, что родители не пытались меня поучать. Спасибо и на том.
Когда я встретил Таню и наши отношения переросли во что-то большее, чем эпизодические ночевки друг у друга, мне на мгновение… лишь на мгновение показалось, что я вдруг стою на земле. Облако стало приобретать конкретные очертания. О, Боже, как же я тогда испугался! Таня почувствовала мое состояние. Помню, она сказала, что мы вместе лишь по одной причине – ей нравится, когда за ней наблюдают чужаки.
– Это что-то сродни фетишизму? – спросил я тогда.
– Не знаю. Возможно. Есть же те, кого заводит подглядывание. А мне, наоборот, становится спокойно, когда кто-то чужой, кого я не знаю, смотрит на меня со стороны.
Я удивился:
– Но ты же меня знаешь.
– Разве? – лишь ухмыльнулась она, а затем добавила, что я никогда не стану близким ей человеком. Так и буду вечно слоняться неприкаянный, пристальным взглядом наблюдая за тем, что происходит в ее очень понятной и размеренной жизни. И Таню это вполне устраивало.
Земля ушла из-под ног так же быстро, как и появилась. Я смог вздохнуть с облегчением.
Единственное, чего я хотел от жизни, чтобы вот так было всегда. Чтобы ничего не менялось и все события в мире происходили не со мной. Никогда не быть главным или даже второстепенным героем. А просто смотреть, как течет река машин.
Нет, конечно, я догадывался, что рано или поздно каждое облако встречает на своем пути порывистые ветра и тогда, хочет оно того или нет, попадет в самую гущу событий. Просто я надеялся: повезет и спектакль пройдет без моего участия. Что жизнь забудет о моем существовании.
Но мне не повезло. Я стал даже не главным героем, а, скорее, самим спектаклем. Время безмятежности закончилось.
С того момента, как диктор объявил о существовании Бога, прошло совсем немного времени. Но уже с уверенностью можно было сказать, что для человечества в целом кардинально ничего не изменилось. Разве что больше людей стало молиться и ходить в храмы. И если раньше верить было то модно, то наоборот, теперь религия окончательно стала мейнстримом. Священнослужители, как и в лихом XV-ом, «ринулись» в политику, провозглашая, что «на все воля Божья». И без одобрения духовенства ни о каких экономических, общественных и военных реформах речи быть не может. Но это все так, мелочи. Признаться, я ждал чего-то большего – по-настоящему глобального. Не знаю. Допустим, создания единой конфедерации планеты Земля с образом всевидящего ока на флаге. Или исчезновения пьянства и блядства как феноменов. Но ничего такого не произошло.
Люди довольно быстро стали задумываться о своих отношениях с Творцом, превратив знание о Нем в очередные бездумные обряды и ритуалы. Люди есть люди.
– А для тебя, умник… Лично для тебя что изменилось?
Я перестал мешать картошку в сковороде и посмотрел через плечо на Таню. У нее на губах застыла улыбка.
– Для меня?
– Да.
– Не знаю, – я выключил клмфорку и сел напротив. – Не думал об этом.
– А стоило бы! – упрекнула меня Таня и перевела взгляд за окно.
Я соврал. На самом-то деле, я почувствовал изменения. Слишком они были явные, чтобы закрывать на них глаза и притворяться, будто смог остаться в стороне.
Если раньше я просто жил и совершал поступки, не задумываясь о последствиях, то сейчас буквально всей душой ощущал, как любое действие или даже слово влияет на жизнь – мое настоящее и будущее. Дело не в том, что мне стыдно перед Творцом, или не дай Боже, я Его боюсь. Страх должен иметь лицо, а добродушного бородача в потрепанной белой рясе, довольно сложно бояться. Скорее я понял, что есть правильные и неправильные поступки. Дело не в морали – не в «хорошо» и «плохо», записанных в огромном свитке где-то на Небесах. Дело исключительно в личных переживаниях и оценке своих дел. Я чувствовал, как должен поступать, а как не следует. И никто меня не накажет за проступки. Лишь я сам буду считать себя куском дерьма, если пойду в разрез с «честным» решением.
Это чувство правильного было всегда. Но когда-то очень давно, сам не знаю как и почему, я перестал его слышать. И с тех пор, словно назло суровому родителю, все делал не так. Когда брал чужое, или шел по головам, или спал с теми, на кого было плевать, или совершал еще десятки «как бы не мерзких» поступков.
Хуже всего, мне не казалось такая вот моральная глухота чем-то плохим. Все так живут, не обращая внимания, что Голоса внутри не разобрать за стеной желаний и страхов. Все так живут, и я так жил. Это я сейчас понимаю, что подобная «тишина» сродни уродству. Но, что сделал зрячий из той притчи, попав в царство слепых? Выколол себе глаза! Прям, как и я. Как и каждый, кого я встречал на своем пути.