Жить, Любой ценой!
Шрифт:
Пока я находился в прострации от услышанного, в комнату ворвалась внучка и подбежала к бабушке, громко крича:
— Нееееееееет, бабушка!!! Я не дам этому случится ни в коем случае.
Она вбежала и так посмотрела на меня, как будто я уже дал согласие. Но злобы или ненависти во взгляде я не смог разглядеть. Как уже и было сказано раннее, стены имеют просто убойную пропускную способность.
Бабушка немного повернув голову в её сторону произнесла:
— Послушай, я уже почти мертва и я не хочу забрать тебя с собой. Я бы давно уже попросила тебя об этом, но ты бы не согласилась
Очень уж бабушка использовала грязные приёмы с этим ультиматумом. Но по другому никак. Единственное только то, что согласия я на это не давал. Но она была на все сто процентов уверена, что я исполню её просьбу.
Девушка рыдала, у бабушки на глазах тоже были слёзы, но больше от радости. Наконец — то она перестанет быть обузой и прекратит испытывать эти боль и страдания. Всё же мне придется это сделать, к ак бы мне этого не хотелось. Я обязан.
— Хорошо бабуль, я исполню ваше желание. Попрощайтесь друг с другом. — На этих словах я вышел из комнаты и потом на улицу под всё еще идущий дождь. Убить человека, не монстра, не преступника, а человека. И хоть он и просит этого сам и по другому никак и ты это понимаешь, но… Это тяжело. Как ни странно дождь смог меня успокоить спустя десять минут. Пора.
Когда я вернулся, попросил девочку уйти, что-бы не видеть этой картины, но она наотрез отказалась. Взгляд полный решительности, уже без слез. Как я мог отказать? Еще снимая плащ, в том проклятом переулке, я видел кобуру с оружием, висящим сзади с правой стороны брюк. Открыв, я достал большой охотничий нож. Как ни странно странного чувства отвращения от холодного оружия, как в своём, привычном мире не было.
Подойдя к бабушке и прислонив его к груди, я произнёс:
— Пусть вам будет хорошо на том свете, ваш поступок — достойный похвалы.
— Спасибо, я готова… Еле слышно сказала она.
Именно в этот момент я нажал на него, резко вдавливая в грудь и обрывая чужую человеческую жизнь. Удар Милосердия, что-то другое это быть не могло. Я уж думал что девушка сейчас разревется, но нет. Она молча встала и с немного грустным лицом подошла ко мне, потихоньку исчезая из этого мира, осыпаясь пеплом на пол.
— Ты прошел наше совместное испытание, какой урок ты из этого понял?
— Насчет бабушки здесь всё понятно, чем-то другим, помимо милосердия она просто быть не может. Любовь к ближнему и добропорядочность и то, что иногда приходится принимать трудные решения.
— А что же насчет меня?
— А ты, если честно я до сих пор не могу понять кто. — И это было сущей правдой, понять кем же приходится эта девушка мне так и не удалось.
— Я — Человечность. Спасибо, что ты не отвернулся от меня до сих пор. Какой же ты урок смог понять от меня?
— Что как бы не насиловали, били и унижали — терять человечность нельзя, ведь тогда ты потеряешь самого себя.
— Молодец, помни мы рядом всегда, пока ты сам не отвернешься от нас. И спасибо что не забыл о нас…
После этого она полностью обратилась в прах вместе с бабушкой. Стоило мне прикрыть глаза, как я оказался на лавочке у детской площадки. Мда. Даже не дали отдохнуть после прошлого. Оглядев себя и не удивившись снова изменившейся одежде, я задумался.
Детская площадка. Двое хорошо одетых ребятишек играют в мяч, иногда отвлекаясь и тыча пальцами в третьего мальца. Одет он так себе, с большим количеством дыр на одежде, весь штопанный — перештопанный. Сидит в песочнице и смотрит на этих двоих и его выражение лица постоянно меняется от расстроенного до злобного и обидчивого.
Больше ничего вокруг не было, только трое мальцов, двоих из которых я при всём своём желание, как не напрягался не мог расслышать. Значит главное действующее лицо во всём этом — последний участник. Какое же чувство он представляет, даже пытаться не буду угадывать. Это может быть что угодно от обиды до ненависти, судя по его взглядам на мальчишек с мячом.
Ладно, не будем гадать, пора действовать.
Подойдя к мальцу, он уставился на меня во все глаза, в которых читался страх.
Конечно, одет я был как ни странно в дорогой дизайнерский костюм — тройку, а подошел к явно бедному ребенку. Не удивительно. Больше поражает то, насколько подсознание мне утяжеляет работу.
— Привет — просто и без затей бросил я и плюхнулся прямо возле него прямо в песок. — почему не пойдешь с ними в мяч играть?
— Они не разрешают мне с ними играть. — мальчишка ответил чуть не плача. — мне хочется, но они твердят, что беднякам с ними нельзя и что я воняю.
Посмотрев на него внимательно и даже прислушавшись к запаху, ничего такого не было заметно. Скорее всего опять дискриминация богатый-бедный. Самая сильно распространенная в том, еще прошлом мире.
— Но я не слышу от тебя никакого запаха, да и хоть ты и одет в такую одежду, но по её виду видно, что за ней ухаживают с душой, родители сделали?
— Нет, я сирота, почти с рождения. — он сказал это ни на йоту не изменившись в лице, как неотложный факт. — Это все сестрица сделала, она очень старается и всегда мне помогает, защищает и угощает сладким.
На этом его лицо стало выглядеть радостным и весёлым, но ровно до того момента, пока он снова не посмотрел на парней, весело болтающих и постоянно показывающих на него пальцами.
— А сколько тебе и твоей сестрице годиков то?
— Мне восемь, а ей четырнадцать. Она за мной всегда присматривала, сколько себя помню. Красивая и добрая.
— Тогда почему ты так смотришь на этих парней с мячом, у тебя же есть такая сестра?
— Это другое. Мы хоть и живем в приюте, но очень бедно, такие вещи как мяч, нам не по карману. Вот мне и обидно немного.
Понятно, это зависть. Здесь долго думать не пришлось, скажу ему то, что я сам пытался соблюдать в прошлой жизни хоть и с переменным успехом. Зато честно.
— Что бы ты хотел больше, мячик или что-бы твоя сестра была счастлива?
— Конечно сестрица, она для меня самый близкий человек.