Жить за двоих
Шрифт:
– Чо «пистолетом» трясёшь? Это тебе не член, кончай быстрее! Тебя вон баба ждёт – перед ней и потрясёшь!
Гнусно, по-лошадиному заржал. И опять мат, грязный, мерзкий, оскорбительный…
Серж увидел растерянное и слегка испуганное лицо своей новой знакомой. Он ободряюще улыбнулся ей и, ничего не ответив хаму, сел в машину. Наглец что-то оскорбительное ещё и крикнул вслед – «на дорожку». Но отъехал Серж совсем недалеко. Возле заправки был небольшой сквер. Остановив БМВ у обочины, Серж обратился к Алле:
– Извини меня, пожалуйста, я – на минутку. Мотор не выключай, я сейчас.
Всё остальное было как во сне. Алла увидела, как Серж уверенным быстрым шагом
Не снимая пальто, Серж привлёк к себе Аллу. Они целовались так, как будто ждали этого момента всю свою жизнь. Они раздевали друг друга, продолжая целоваться… Запах её тела разжигал в нём страсть, адреналин в крови требовал выхода, но он не хотел торопиться…
Она отдавалась ему, как будто в последний раз, и издалека услышала свои слова: «Я хочу, чтобы это продолжалось вечно…» – Потом они долго лежали молча.
– Там, на заправке, почему ты так сделал? – прервала она молчание.
– Не терплю хамства и ненавижу тех, кто унижает других. Я никому и никогда не позволяю этого.
– А что ты ему сказал?
– Я сказал: «Ты-то теперь точно трясти не сможешь!»
– Неужели так запросто ты можешь сжечь человека?
– Нет, человека вряд ли. Только это нелюдь. Такого – да. Только «сжечь» – громко сказано. Судьба сама распорядилась, я всего лишь поспособствовал.
Снова молчание. Алле стало немного страшно. Ведь она, в сущности, совсем не знала Сержа. Кто он такой? Чем занимается?
Природа наделила Аллу не только физической красотой, но и удивительной способностью анализировать всё, что происходит вокруг, и одновременно абстрагироваться от чувств, которые могут вызвать те или иные люди или события. Подруги называли её расчётливой. «Алла не промахнётся», – говорили про неё.
«Неужели я всё-таки промахнулась сегодня?» – подумала она.
А Серж размышлял о том, что совсем неожиданно для себя встретил женщину, которая вновь пробудила в нём желание быть сильным, созидать и утверждаться. Он приблизился к ней и поцеловал её горячие губы.
– Если это только сексуальное влечение, то с этим можно будет справиться, – мелькнула у неё мысль.
Но что-то внутри подсказывало, что этот человек никогда бы не привёл к себе женщину, в которой ищет только сексуального партнёра.
«Нет, я должна узнать о нём всё, и как можно скорее», – решила она. И вслух спросила:
– А всё-таки кто ты?
– Ты спрашиваешь, кто я. Честно говоря, ответить не так-то просто. Не надо быть гением, чтобы понять, что тебя интересуют не детали. А если по существу, то это длинная история.
– Ну и расскажи мне.
– А ты думаешь, что у нас будет много времени?
– Я очень хочу на это надеяться.
– Тогда – нас двое. Но сначала давай я угощу тебя чаем по-английски, – предложил Серж. – Рассказ будет долгим…
1942—1945
Тёплой бархатной осенью сорок второго в городе появились немцы. Неожиданно, по крайней мере, для детей, резвившихся на траве напротив бывшего купеческого дома. Большая базарная площадь заполнилась странными людьми на грохочущих мотоциклах. Это были немецкие солдаты. Серёже уже исполнилось четыре года. В детской памяти на всю жизнь запечатлелись картины оккупации его маленького городка: мотоциклисты на базарной площади; немцы, засучив рукава и весело гомоня, моются на улице у колонки, не обращая никакого внимания на столпившихся ребятишек; на веранде во главе длинного стола, покрытого белоснежной скатертью и заставленного тарелками с невиданными лакомствами – белым хлебом, маслом, сыром, чинно выпрямившись, сидит немецкий офицер в чёрном мундире с заложенной за ворот крахмальной салфеткой и пьёт кофе, подливая себе из фарфорового кофейника. Серёжа знал, что его отец ушёл на фронт, и потому недоумевал, как это может быть: ведь отец с немцами воюет, а немцы оказались здесь и завтракают во дворе его дома. Страха почему-то Серёжа не помнил, хотя и просыпался по ночам от гула то ли немецких, то ли советских самолётов. Он прятался с матерью в тёмном бомбоубежище при бомбёжке или артобстреле. Играя с сестрёнкой на улице, Серёжка слышал иногда тоненький свист и видел потом как бы сами собой отлетевшие куски извёстки от белёного фасада купеческого дома за спиной… Но всё это он воспринимал как обычную, нормальную жизнь. Детство – счастливая пора неведения и жгучего любопытства. Ребёнок жадно ловил разговоры соседей о том, что немцы в туалетах на заднем дворе установили что-то вроде стульев – в уборной можно теперь сидеть, но только немцам. Куда ходили справлять нужду все остальные, мальчик не помнил…
В войну дети взрослели быстро. Мужали они на улице. Их матери день и ночь, кто как мог, занимались добычей пищи. Проблема не умереть с голоду была проблемой номер один. Дети не знали, что их матери ложились спать и вставали только с одной мыслью – как и чем накормить детей. Мальчишки, конечно, этой проблемы не знали, они только постоянно испытывали чувство голода. Голодными они засыпали и голодными просыпались. Есть хотелось всегда, а что – не имело никакого значения. Дети войны… Те, кто выжил, станут особым поколением. Это поколение уже в семилетнем возрасте вовсю курило, любило, воровало в садах и огородах, подворовывало на базарах, носило с собой кастеты, финки…
Почти через год Серёжа проснётся от звуков гармошки. Во дворе появились советские солдаты. Оказывается, немцы ушли, пока мальчик спал. На этом война с немцами для мальчика окончилась, но он тогда ещё не знал, что не менее суровые испытания ожидают его впереди…
Соседи во дворе, не скрываясь от Серёжи, громко обсуждали ситуацию с его матерью:
– Варя умрёт. Она не выдержит.
– Что же станется с её детьми?
Детей было четверо: старшему, Александру, едва исполнилось шестнадцать, Аркадию – восемь, да малыши – четырёхлетний Серёжа и трёхлетняя Дина. Дети останутся без матери. Отец – на фронте, от него давно нет никаких вестей. Близкая с Серёжиной семья Цветаевых, особенно бабушка Настя, повторяла:
– Нет, Варя справится, она выдюжит. А если и случится беда, мы возьмём детей к себе. В детский дом не пустим!
Цветаевы жили втроём: бабушка Настя, её дочь Анна и внучка Светка. Светкин отец был известным лётчиком, семья жила в достатке. Светкина мать, тётя Аня, любила Серёжу, он часто бывал у них дома, и ему очень нравилось обедать вместе с ними. У себя дома он никогда не ел так вкусно.
После тяжёлой операции Варе стало ещё хуже. Многие запричитали и опять заговорили о детском доме. Бабка Настя и тётя Аня заявили во всеуслышанье: