Житие Дон Кихота и Санчо

де Унамуно Мигель

Видишь, Санчо, как твой господин предложил тебе помощь, когда услышал тебя в подземелье и, не увидев тебя там, решил, что ты умер. И тогда, узнав голос своего господина, ты воскликнул вне себя от радости: «…никогда за всю жизнь свою я не умирал!» И ты уже не думаешь ни о том, что найдут твои гладкие, белые и обглоданные кости, ни о том, что должен умереть «от самой смерти»; ты услышал твоего господина и, забыв, что должен умереть, помнишь только о том, что никогда еще не умирал. И заревел Серый, и, услышав его, Дон Кихот понял, что никакая это не страждущая душа, а оруженосец, состоявший при нем. Так оно и было, ведь когда от вещей, которые представляются нам принадлежностью того света, исходит рев, мы понимаем, что все происходит

на этом. И Дон Кихот распорядился извлечь из мрака Санчо и его Серого.

Вот так и был спасен Санчо из подземелья, куда он свалился, оставив правление островом, и где оказался в одиночестве; из подземелья, по которому пришлось ему пройти, ведя за собой и направляя своего Серого. Вот одно из различий между господином и оруженосцем: тот позволял себе следовать за своим конем, а оруженосец вел сам своего осла. Так и происходит на дорогах этого жалкого мира — Дон Кихот позволяет своему животному управлять им, а Санчо своим управляет сам.

Глава LVI

о том, что произошло между Дон Кихотом и дуэньей герцогини, доньей Родригес, и о других происшествиях, достойных записи и увековечения¹⁸⁹

В печальном приключении дуэньи доньи Родригес следует подчеркнуть очаровательную простоту этой доброй женщины, которая в отличие от стольких насмешников всерьез обратилась за помощью к Дон Кихоту. И тогда был подготовлен диковинный поединок между Рыцарем и Тосилосом, с целью обязать соблазнителя дочери доньи Родригес стать ее зятем, и поединок получил неожиданную развязку — ибо Тосилос внезапно влюбился в соблазненную девушку и объявил о готовности жениться. Здесь среди стольких насмешников появляется простая, наивная, недалекая донья Родригес, и ей чуть было не удалось выдать замуж свою соблазненную дочь благодаря Дон Кихоту. Так всегда происходит — тот, кто с чистыми помыслами и всерьез, а не в насмешку прибегает за помощью к Дон Кихоту, тот и достигает цели. Трудно возвыситься до такой веры в мире насмешников, но не согласитесь ли вы вот с чем: тем, кто, подобно донье Родригес и ее дочке, принял бы Дон Кихота всерьез, удалось бы достичь своей цели, не вмешайся в дело злые проказники, как вмешались они в историю с дуэньей и ее дочкой.

Правда, когда выяснилось, что рыцарь, объявивший себя побежденным, не соблазнитель, а лакей Тосилос, соблазненная и ее мать заговорили об обмане, но хорошо сказал Дон Кихот бывшей девице, когда снова столкнулся с кознями злых волшебников: «Послушайтесь моего совета и, невзирая на коварство моих врагов, выходите за него замуж; ибо, без сомнения, это тот самый человек, которого вы желаете иметь супругом». Действительно, тот самый! И она согласилась, потому что больше хотела быть законной женой лакея, чем брошенной любовницей рыцаря. Из рук Дон Кихота она получила неожиданного супруга, и это было приключением, которое счастливо завершил наш Рыцарь. Так случалось, когда он встречался с бедными, униженными людьми, которые принимают жизнь всерьез и всерьез обращаются за помощью к Дон Кихоту; вот и здесь он встретился с обманутой девушкой, нуждавшейся в муже и удовольствовавшейся тем, кого предложил ей Дон Кихот.

Великолепная покорность! И таково условие, при котором герой может оказать нам благодеяние, а мы чувствуем себя расположенными получить из его рук предлагаемое им всякий раз, когда нуждаемся в этом. Читательница, не являешься ли ты обманутой девицей, не хочешь ли помочь себе в несчастье? Тебе нужен муж, который прикрыл бы твой позор? Не притязай же на то, чтобы мужем непременно стал такой-то или такой-то, а уж о соблазнителе и говорить нечего; довольствуйся тем, кого предлагает тебе Дон Кихот, оказавшийся отменным сватом.

Заканчивая рассказ о столь удачном приключении, историк добавляет ужасные слова: «…Дон Кихота единодушно провозгласили победителем, хотя большинство зрителей было огорчено и опечалено тем, что противники в этом долгожданном поединке не раскромсали друг друга на куски…». О! Как ужасен в своих насмешках и шутках человек! Больше следует опасаться шутки человека, чем нешуточного нападения дикого зверя, который бросается на вас от голода. Стоит человеку ступить на обрывистый путь насмешничанья, и он ни перед чем не остановится, ни перед преступлением, ни перед низостью; с насмешки начинались самые страшные злодеяния; в поисках веселья и развлечения многие ступили на путь человекоубийства.

Насмешка, шутка — ужасная вещь! Говорят, что в шутку, сеньор мой Дон Кихот, написана и твоя история, — для того лишь, чтобы исцелить нас от безумия героизма; а еще говорят, что шутник достиг своей цели. Твое имя стало для многих символом смешного и служит заклинанием, дабы изгонять героизм и унижать величие. И мы не вернем себе дыхания прошлых времен, пока не перестанем насмешничать и не станем воспринимать Дон Кихота всерьез, не в шутку, пока не научимся верить в него.

Большинство из тех, кто читает твою историю, смеются, великий безумец, и не смогут проникнуться ее духовной глубиной, пока не станут над нею плакать. Жалок тот, у кого твоя жизнь, Хитроумный идальго, не исторгает слез, слез из глубины сердца, а не слез, всего лишь туманящих глаза.

Только в этом шутливом произведении сконцентрирована суть нашего героизма; только в этом шутливом произведении увековечено преходящее величие нашей Испании, в этом одном шутливом произведении излагается и содержится наша испанская философия, единственно правильная и глубоко правильная; с этим шутливым произведением душа нашего народа, воплощенная в человеке, сумела постичь тайну жизни во всей ее глубине. И эта шутливая книга является самой печальной историей, которая когда-либо была написана; самой печальной, да, но также и самой утешительной для тех, кто умеет наслаждаться смехом сквозь слезы, избавлением от жалкого здравого смысла, к которому нас приговаривает рабство повседневной жизни.¹⁹⁰

Не знаю, повинно ли в том это произведение, плохо понятое и еще хуже прочувствованное, но вот в чем суть: наша злосчастная родина погружается в удушливую атмосферу тягостной серьезности. Повсюду одно и то же: серьезные люди, ужасно серьезные, серьезные до глупости. Обучают серьезно, проповедуют серьезно, лгут серьезно, обманывают серьезно, спорят серьезно, играют и смеются серьезно, не держат своего слова серьезно, и даже то, что именуют они вольностью и легкостью, исполнено все той же серьезности, как нигде в мире. Даже наедине с собой они боятся споткнуться, подпрыгнуть — просто так, без причины, и кажется, таким образом, что на истории Дон Кихота кончился весь запас героизма, наличествовавший в Испании; и нелегко теперь найти народ, более неспособный понять и почувствовать юмор. Здесь принимают за образец остроумия и встречают смехом пошлейшие скабрезности монашьего пошиба; встречаются ослы в образе человеческом, которые считают безусловно остроумным, когда говорят, что у кого-то торчат ослиные уши.

После того как ты, Дон Кихот, ушел из этого мира, настал черед смеяться над пресными благоглупостями некоего монаха по имени Герундио де Кампасас,¹⁹¹ и после того как Санчо перестал сражаться за свою веру, к нам явился некий итальянец Бертольдо¹⁹² и бертолизирует наш народ. Невозможно поверить, что в народе, к которому принадлежал и Дон Кихот, самые убогие насмешки над собою были возвышены до героических подвигов, нашлись люди, способные смеяться над вымученными изощрениями траурного Кеведо,¹⁹³ сеньора серьезного из серьезных и натянутого из натянутых; смеются его изыскам в описании Великого прохвоста,¹⁹⁴ которые он тщится выдать за забавные и которые по сути абсолютно, поверхностны, просто словесная шелуха.