Житие и деяния преподобного Саввы Нового, Ватопедского, подвизавшегося на Святой Горе Афон
Шрифт:
17
После же того, минув Патмос и некоторые возле него лежащие острова, он пристает к Кипру [143] и, выйдя из корабля на остров, тотчас разлучается со своими спутниками, так как имел предпринять новое и высшее природы человеческой дело, как сейчас явит слово. Воздвигнув к Богу руки и душу, никогда не расстававшуюся с Ним, но уязвленную крайней любовью к Нему и как бы бывшую вне себя, он воссылает сначала с великим умилением и слезами молитву, соответствующую предлежащей цели и делам. Потом, совлекшись всех одежд телесных, даже до покрывавшего тело хитона (хотя он еще раньше отложил ветхого человека (Еф. 4:22) и не имел в себе ничего из земной и мертвой материи, но был почти каким-то бесплотным и невещественным еще прежде разрешения), так является на остров (страшное воистину чудо, изумляющее всякую душу, видящую и слышащую о нем!), произнося (теперь) с гораздо большим основанием и смелостью (чем раньше) известные слова Иова: наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Да будет имя Господне благословенно! (Иов. 1:21). И вот начинает он обходить находящиеся там города и села
143
Кипр – остров в северо-восточном конце Средиземного моря, между берегами Малой Азии и Сирии. Во всю его длину тянется цепь Олимпийских гор. В древности славился своим плодородием, лесами и рудниками (медными). Родина апостола Варнавы и первый пункт проповеднической деятельности апостола Павла. Во время византийских императоров завоеван арабами, а в 1191 г. английским королем Ричардом Львиное сердце, продавшим его рыцарям-тамплиерам, а потом Иерусалимскому королю Гвидо Лузиньяну. После этого начались стеснения, гонения и преследования латинянами православных киприотов. В 1489 г. Кипр перешел во владение Венецианской республики, а в 1571 г. завоеван турками. – Примеч. пер.
Итак, как, спрашиваю я, можно получить необходимое для жизни такому человеку, так от всех и во всем удаляющемуся? Ибо все люди, как мы видим, склоняющиеся к состраданию двумя способами: или по личной просьбе просителя подавая по заповеди, ибо просящему у тебя, говорит, дай (Мф. 5:42), или по просьбе другого при невозможности личной просьбы по причине случившейся болезни, или стыда, или величия бедствия, что хотя кажется равносильным первому, если рассматривать это по отношению к заповеди, однако имеет все-таки и нечто более возвышенное, если, то есть, не будет налицо самого страдальца, который бы мог вызвать душевное сострадание словом или видом у всякого чувствительного душою (человека). Дать же без всякой просьбы со стороны просителя – это уже выше заповеди и вследствие этого велико и многоценно. Ты можешь заметить, что и не в обычае, и неизвестно, чтобы кто-нибудь скрывал (свою) нужду, а я добавлю, что в таком случае нужда может ускользнуть от самых прилежных в человеколюбии, разве укажешь на Авраама, великого в патриархах, или Иова, его потомка, из которых первый, сидя на перекрестке, не пропускал никого из проходящих, а у славного Иова пути текли маслом, как он сам говорит, а горы молоком (ср. Иов. 29:6) и двери были открыты для всякого желающего (см. Иов. 31:32), который мог взять все, в чем нуждался. Но так как таких теперь нет, ибо нечасто природа и время производят такие чудеса в нашей жизни, то неимущему без личной или посторонней просьбы необходимо погибнуть от голода, если не протянет невидимо руки Бог, отверзающий ее и исполняющий всякое животное благоволение, дающий пищу скоту и птенцам крановым, призывающим Его (см. Пс. 144:16; 146:9). Он помогал и воину Христову, упражнявшемуся, как я сказал, в молчании, прикидывавшемуся дурачком и удалявшемуся от всякого человека и от всякой вещи, и он удовлетворял потребность природы иногда само собою выросшими из земли травами, когда, удаляясь людей, проводил время наедине в пустынях, – да и то воздержно, через три почти, а иногда через четыре только дня приступая к этой трапезе, – а иногда какими-нибудь остатками, которые ему бросали, по Промыслу Господню, люди, когда он входил с ними в соприкосновение, обходя города и села с предположенною заранее целью и трезвением .
Иногда и всю седмицу он проводил без пищи, являя себя мертвым и вообще чуждым для мира и пищей, и ложем, и жилищем, и образом жизни, и правом, и видом. Да, чрезвычайны были подвиги этого великого (человека) и выше всякого слова и сравнения, и даже не могут прийти на мысль человеку, – больше того, рассматривая (жизнь) необычайных и богоподобных мужей, Илии, например, Фесвитянина и Иоанна Крестителя, а также поревновавших их подвигам после благодати, для которых они должны были служить примерами и образцами жизни, я нахожу, что он трудами (своими) в значительной степени превзошел их. Ибо хотя одни из них и были подобны ему по пустынножительству и худому питанию, однако в других родах подвигов, разнообразных и великих, все-таки оказываются уступающими ему, другие же, будучи равны ему в этом, уступают в другом, славно побежденные или силою подвига, или продолжительностью времени, или вообще высотою нового его предприятия. Ибо где он хотя бы на малое время отдыхал от трудов крайнего своего изнурения, без еды и одежды, не имея ни хижины, ни какого-нибудь ложа и не повергаясь ни под деревом каким-нибудь, ни под растением или у дверей каких-нибудь домов или на площадях, как сообщается в рассказах и книгах о великих тех подвижниках! Каким образом нагое человеческое тело преестественно выносило стремительность дождей и зимние вьюги, а также пронизывающих бурных ветров, покрытое такой тонкой и нежной кожей, проводящей вследствие этого до самого мозга костей весьма остро ощущение страдания! Каким образом, говорю, он выносил внешнее изнурение и умерщвление плоти, жил и самых членов, а внутри напор крови и страдание от внутреннего природного жара, эти (одно другому) противоположные, говорю, мучения, производящие невыносимое страдание, служащее печальным вестником самой горькой смерти! Когда я при этом подумаю о солнечной жаре летом, нисколько не слабее огня (поядающей) в тех странах, как можно слышать от испытавших, все встречающееся, усматриваю в делах его нечто в высшей степени странное и чуждое и мысли, и природе человеческой. При этом да будет для нас удивительным больше всего то, что он, унаследовав одинаковую с нами природу и ничем вследствие этого от других не отличаясь, подражал с плотью преестественно бесплотным, становясь, по выражению великого Павла, зрелищем миру и Ангелам и людям (см. 1 Кор. 4:9), более того, удивлением и предметом некоторой неизреченной радости для самых Ангелов, видевших (в лице его) нового человека (см. Еф. 4:24), созданного по Богу, а также дивное изменение десницы Всевышнего (см. Пс. 76:11), которое Сам Единородный Сын Божий, воплотившись, произвел в Себе выше всякого слова.
По отношению же к общей природе людей, именно тех, которые не смежили добровольно глаз пред светом Боговедения, он был общей славой, пресветлым венцом похвалы и разрешением древнего стыда, а также острейшим жалом стремления и любви к Богу, весьма многих горячо побуждавшим и возбуждавшим к этому, хотя и очень немногие следовали ему и при всем том легко и часто отпадали. Что же касается производителя злобы и всего его темного воинства, то для них он являлся предметом невыносимого страха и изумления, так как они видели в нем соблазненного ими раньше человека, ставшего через обман пленником и бесславным, облеченным такою славою, что он не только над ними и противоестественными страстями имел силу, чтобы наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью (Лк. 10:19), но и самою природою своей так владел выше природы, что не желал подчиняться ей даже в необходимом, будто какой-нибудь царь или бог [144] , одаренный силою Господа, облекшего его и допустившего к участию в славе и обожении. Поэтому и велика была ярость против него разбойника, и сильную он поднял против него бурю вешних искушений, хотя и знал, что напрасно, как говорится [145] , газель решается бороться со львом, и сам на себя набрасывая сеть, но, однако, считая оскорбительным для себя казаться ничтожным, в то время как раньше он пользовался постоянным почетом. Но да возвратится опять (наше) слово к цели.
144
Богом здесь называется прп. Савва, конечно, по той благодати, какую сообщил ему Господь, как в Ветхом Завете богами названы израильтяне (Пс. 81:6; Ин. 10:34). – Примеч. пер.
145
Corpus paroemiographum. II. Р. 479, 758.
18
Итак, сняв, как я сказал, последний хитон, славный обходил все города и села киприотов, некоторым худейшим рубищем закрывая нуждающиеся в прикрытии члены тела, прикидываясь как бы дурачком, полный как никто истинной мудрости и говоря в чувстве сердца вместе с великим Павлом: мы безумны для Христа, а также до нынешнего часа и алчем, и жаждем, и наготуем (ср. 1 Кор. 4:10–12), и скитаемся, мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне. Однако доныне не все считали его просто каким-нибудь дураком или помешанным, но хотя одни и полагали, что это так и на самом деле, обращая внимание только на одну внешность и как бы спотыкаясь о какую-нибудь скалу или камень соблазна (Рим. 9:33), однако другим, способным понимать и познавать из видимого то, что не видно, ясно было, что он имеет здравый разум, но скрывает (по апостолу) в скудельном сосуде (2 Кор. 4:7) духовное то сокровище. Ибо не как попало и необдуманно мудрый прикидывался дураком, подобно некоторым, которые, не знаю каким образом, обманывали себя, не прикидываясь только дураками, но будучи ими и на самом деле по своим словам и делам, и вместо того, чтобы смеяться над демонами и миром, как говорится у отцов, сами подвергали себя насмешкам, ибо, еще не будучи в состоянии подчинить бессловесное души разуму и не предавшись всецело добру, они, как прежде времени выбежавшие за барьер, низверглись легко в страсти, бесстыдно делая и говоря как бы безумные [146] . Не таков великий Савва. Он сперва хорошо уврачевал душевную болезнь воздержанием и смиренномудрием, так что ни одно из чувств ему не препятствовало, и только тогда решился на этот новый бег и борьбу, наложив как бы некоторую узду на уста и таким образом молчанием предостерегая себя от того, чтобы не говорить чего-нибудь неприличного (ибо где было это у него, сделавшего давно душу свою Божиим храмом [147] и постоянно о Божественном размышлявшего и говорившего!) и чтобы как можно лучше скрыть сокровище находившейся (в нем) духовной премудрости и не быть легко узнанным, как дерево от плода, и вследствие этого не лишиться цели благого притворства. Будучи же кроток и приятен видом и взором, задумчив и постоянно погружен в себя, неразвлеченно занимаясь размышлением о высшем, так что, даже часто вращаясь среди толпы, он мог вместе с Давидом говорить: един есмь аз, дондеже прейду (Пс. 140:10), имея и тело хотя изнуренное чрезмерным неядением, но нежное и тонкое, ибо этого он скрыть не мог, – у более разумных он был в подозрении, как я сказал, а вследствие этого и в почете. Но да будет благовременным вспомнить кое о чем из этого (периода его жизни) и показать высоту этого мужа из его дел.
146
Таким образом, высший из подвигов – юродство – требует особенно тщательной предварительной подготовки. – Примеч. пер.
147
– главное правительственное здание в Древней Греции, где горел священный огонь и происходили разные торжественные собрания. – Примеч. пер.
Конец ознакомительного фрагмента.