Житие и страсть Жоржа Сименона
Шрифт:
Тереза, одетая в черное форменное платье, передник и шапочку горничной, не имеет определенных обязанностей. Но Сименону приятно видеть в доме ее спокойное лицо, тихие, неторопливые движения.
Дениз вводит новшество — решает закрепить определенное меню по дням недели. Появляется «день пюре с бараньей ножкой и с фасолью», «день говяжьей отбивной с косточкой», «день рубленого бифштекса с горчичным соусом и фаршированными баклажанами».
Прислуга по–прежнему сторонится хозяина. Сименон выспрашивает Буль о причинах такого отношения к себе и та
— Месье не такой человек, как другие, он пишет и обдумывает романы. А посему запрещается входить к нему в кабинет и даже стучаться в дверь в любое время, даже если на двери отсутствует табличка «не беспокоить». Запрещается шуметь, разговаривать с ним, запрещается смотреть ему в лицо.
— Что?! Разве я так страшен?
Сименон не знает, как противостоять этому. Не проводить же беседы с прислугой?
Однажды он столкнулся на лестнице с горничной. Та в ужасе рванулась в сторону.
— Чего вы боитесь? Разве я похож на Синюю бороду? Если мадам Сименон и рассказывала вам что–то подобное, то это была всего лишь шутка.
— Шутка?! — взвилась появившаяся Дениз. — Я знаю тебя лучше всех, и только я могу сказать правду.
— Но я тоже хорошо знаю тебя. И тоже могу сказать правду. — Он чувствовал, что его понесло и остановиться будет трудно. Но выяснять отношение в присутствие прислуги (еще две горничные появились на крик) — не тактично. Сименон хотел уйти, вопль Дениз остановил его:
— Какую еще правду ты хочешь сообщить всем? Я знаю, что была шлюхой и остаюсь ей! — она была сильно пьяна, сотрясаясь в истерике. — Да, да! А ты кто? Ты думаешь, что ты лучше?…
Жорж унес плачущую жену на кровать, привычно подставляя тазик для рвоты. Он старался не смотреть на ее искаженное спазмами лицо, и думал о новом доме, как о спасении. Возможно, там она будет счастлива?
4
В феврале 1962 года Сименон соглашается возглавить в Лондоне вместе с английским Мегрэ — актером Рупертом Дэвисом, торжественный вечер — ужин и ежегодный бал производителей трубок. Белый галстук и вечернее платье обязательны. Упаковываются фрак, вечерние платья для Дениз и драгоценности. С ними едут Тереза и Эткен.
Перед отъездом Жорж застал Терезу одну, склонившуюся над туалетным столиком в будуаре. Его охватило сильное желание. Он приподнял ее юбку, но она никак не прореагировала, не проявив ни согласия, ни протеста. «Я никогда никого не вынуждал заниматься сексом и никогда не практиковал пошлую буржуазную связь со служанкой. Женщина есть женщина, не зависимо от социального положения. В обязанность прислуги вовсе не входит сексуальное обслуживание хозяина. Едва я овладел ею, как почувствовал ее наслаждение и, ощутив приближение своего, во время удалился, так как не знал, принимает ли она противозачаточные таблетки. Она посмотрела на меня без всякого выражения, и я вышел из комнаты смущенный и счастливый.»
В тот же вечер после отчета прислуги Тереза задержалась, что бы честно рассказать Дениз о том, что произошло.
— Если желаете, я готова уйти сейчас же.
Ди рассмеялась:
— Знаете, милая, если бы я ревновала месье к слугам, то давно бы уже не жила с ним.
— А если он опять начнет..? Если он захочет…как мне вести себя?
— Это ваше дело, вы можете продолжать, если вам приятно.
Вчетвером они улетели в Лондон. Отель «Савой» полон знаменитостей. Симона Синьоре с загадочной улыбкой поправляет узел белого галстука Сименона:
— Выглядишь на миллион долларов. Кто на этот раз? Думаю, что не Дениз…
Банкетный зал, речи, бал, ужин, тосты… Подвыпившего Сименона доставляют в отель. На следующее утро, пока Дениз спит, Жорж идет в комнату Терезы. Она не отталкивает его. Без разговоров и поцелуев они вступают в связь. Сименон удовлетворенно замечает, что наслаждение было обоюдным и гармоничным.
В тот же день приходит телеграмма от Марка: у него родился сын Серж. Сименон стал дедушкой.
Дениз на грани срыва. Передышки между приступами алкоголизма, сопровождающимися истериками случаются все реже. Она в постоянном напряжении: отделка нового дома приносит много забот: надо отдавать распоряжение то краснодеревщику, то гардеробщику.
Присутствие мужа раздражает ее, мгновенно провоцируя ссору. Но добиться ее соглашения обратиться к врачу муж никак не может.
— Не верю никому! — кричит, бьющаяся в истерике женщина.
В начале 1962 Дениз в минуту просветления сама позвонила знаменитому психиатру профессору Дюрану, руководившему одной из самых престижных клиник Европы и давнему другу Сименона.
— Я больше не могу доктор, у меня нет сил. Мне необходимо встретится с вами. Да, прямо сейчас.
Клиника Дюрана в Пранжене находилась в тридцати километрах от Лозанны. Доктор обещал выехать без промедления.
Взволнованная, Дениз бросается в кабинет мужа:
— Я вызвала профессора Дюрана! Он скоро приедет, — она с мольбой посмотрела на Жоржа и протянула к нему дрожащие руки: — Мне страшно. Не уходи…
Дюран — француз, его вид внушает доверие, голос ласковый, мягкий взгляд голубых, все понимающих глаз.
— Ты можешь нас оставить, Джо, — говорит успокоившаяся Дениз.
Он поднимается в спальню и шагает там из угла в угол в течение часа.
Дюран спокойно беседует с Дениз в ее кабинете.
— Как мило вы все устроили. — Он огляделся. — С огромным вкусом.
— Вам нравится? Это моя идея. У Джо более мужественный вкус — он любит простоту и намерен соблюсти ее в новом доме, который скоро будет завершен.
— Н-да… У вас огромное хозяйство — этот замок, прислуга — все требует больших забот. В моей гостинице — я так называю свою клинику, так как никого не держу там насильно, есть апартаменты на любой вкус. А для самых любимых пациентов я обставил отдельный павильон в парке на берегу озера. Это вилла Наполеона Ш «Сан — Суси».