Жития Святых — месяц март
Шрифт:
В это время подошел к Золотым воротам один человек, по имени Иоанн, одержимый лихорадкою; стеная и трясясь от болезни, он сел близ святого Василия. Блаженный сжалился над ним, возложил на него руки и, помолившись Господу, исцелил его. Почувствовав
У Иоанна была жена, по имени Елена. Вместе с нею он с любовью принял преподобного в дом свой; когда же настало время обеда, они предложили ему трапезу, и все ели с весельем. За трапезой Иоанн рассказал жене своей, как исцелил его блаженный призыванием имени Христова, и она сильно возрадовалась о таком госте. Ибо она была христолюбива и страннолюбива и проводила жизнь свою в страхе Божием; потому-то она и радовалась, что сподобилась принять в дом свой угодника Божия.
Иоанн и Елена начали умолять святого, чтобы он сказал им, кто он и откуда. Но святой ответил:
— Кто я и откуда, об этом пока не следует говорить. После вы узнаете об этом, а теперь отпустите меня помолиться в монастырь Нерукотворенной иконы Пресвятой Богородицы, изобразившейся сама собою.
Сказав это, он встал и, в сопровождении Иоанна, отправился в монастырь Пресвятой Богородицы на молитву; по окончании же молитвы, уступая настойчивым просьбам Иоанна, святой возвратился в дом его. Тут Иоанн и подруга его снова начали умолять блаженного, неотступно досаждая ему, чтобы он поведал им о себе. Тогда святой Василий сказал:
— Я — тот, кого патриций Самон ввергнул в глубину морскую. Господь мой Иисус Христос, Которому я служу от юности, извлек меня из глубины Ему Одному ведомым образом и сохранил невредимым.
При этом блаженный поведал, что он нарекается Василием, и по порядку рассказал обо всем, что претерпел он от нечестивого и жестокого мучителя Самона.
Слушая рассказ блаженного Василия, Иоанн и Елена удивлялись и вместе с тем припоминали о святом все, что им известно было раньше; ибо слух о том, как мучил преподобного Самон и как он не мог сделать ему никакого зла, прошел по всему городу. Затем они стали умолять преподобного, чтобы он остался жить у них в доме, — и эта просьба была угодна блаженному Василию. Иоанн и Елена приготовили ему особую келию для молитвы и в ней поставили светильник; и здесь святой стал воссылать Богу свои обычные моления.
Кто может рассказать нам об этих молитвенных подвигах преподобного, о том, сколько слез он пролил в своих молениях к Небесному Владыке? Кто мог сосчитать все его коленопреклонения? Кто поведает нам о его всенощных бдениях, ибо он постоянно проводил ночи без сна? Кто изобразит нам добродетельную и полную подвигов жизнь его? Подобно столпу непоколебимому, преподобный был неуклонен в добродетели, никогда не гневался, кроток был, как Моисей [13] или Давид [< a xlink:href="#" type="note">14], тих и скромен, как Иаков [15], и милостив более Авраама [16]. Ибо Авраам раздавал милостыню от многих богатств своих, а блаженный Василий благодетельствовал нищим от своего убожества, переносимого ради Господа Бога, и все, что приносили ему христолюбцы, тотчас же раздавал неимущим.
Во время обитания преподобного Василия у названного выше христолюбца Иоанна к нему начали, по прошествии немногого времени, приходить люди — одни ища душевной пользы, другие же приносили к нему недужных, чтобы он исцелил их. Преподобный, возлагая на
В 911 г. скончался византийский император Лев Мудрый, а следом за ним, в 912 г., умер и брат его, император Александр; по смерти их царство наследовал сын Льва, Константин, называемый Багрянородным [17], вместе с матерью своею Зоею. Так как новый царь, при своем вступлении на престол, был еще малолетним отроком, то охрана царства и управление им были поручены Цареградскому патриарху Николаю [18] и куропалату [< a xlink:href="#" type="note">19] Иоанну, прозванному Горида. Они-то и являлись действительными правителями царства до тех пор, пока юный царь не достигнет совершеннолетия.
Между тем на страну Греческую напали варвары; захватывая область за областью, они подошли уже близко к Константинополю и опустошали земли вокруг него. И не находилось никого, кто бы мог собрать войско, вступить в битву с угрожающими столице варварами и остановить их опустошительное нашествие. Все царство Греческое пришло в великое смятение; народ же начал громко роптать на патриарха Николая, обвиняя его, что он недостаточно радеет о пользе вверенного ему царства. Тогда патриарх, посоветовавшись со всеми вельможами, написал письмо к восточному воеводе Константину Дуке, призывая его прийти в Царьград и разделить скипетр с молодым царем, чтобы в то время, когда Константин Багрянородный будет, как малолетний, воспитываться в царских палатах, Константин Дука, как муж сильный и храбрый в бранях, ополчался бы против врагов империи. Ибо муж тот воистину был весьма храбрым и непобедимым воином, которого страшно боялись все сражавшиеся с ним иноплеменники. По неоднократному свидетельству их, они часто видели огонь, исходящий от оружия Дуки и от ноздрей коня его, — огонь, который, устремляясь на них, опалял и прогонял их, так что невозможно было устоять против этого полководца, которому споборал Сам Бог. Сам Константин Дука тоже не таил благодати Божией, дарованной ему, и рассказывал про себя следующее:
— Однажды в моей юности, — говорил он, — когда я спал, предстала предо мною некая пресветлая Жена, одетая в царскую багряницу; при ней был огненный конь, а на коне находилось тоже огненное оружие. И убеждала меня Жена вооружиться тем огненным оружием и сесть на коня. Я сначала боялся и не хотел исполнить Ее просьбу, но потом послушался. И когда я сделал то, к чему Она побуждала меня, тогда Она сказала: «Пусть чувствуют пред тобою страх и трепет все враги Божии, и да растают яко воск от лица твоего хулители Сына Моего». Сказав это, светлая Жена отошла от меня.
Так рассказывал о себе муж тот, к которому патриарх отправил послание, призывая его на царство. Когда пришло к нему это патриаршее послание, он всячески стал отказываться от предлагаемой ему чести, считая себя недостойным такой высокой власти. Но от патриарха и от синклита [20] пришло к нему другое послание, призывающее его на царство. Тогда Константин Дука отписал к ним: «Не должно мне равняться с господином моим и помазанником Божиим, царем, хотя он и юн по возрасту. При том же боюсь я, нет ли в предложении вашем чего-нибудь коварного и не желаете ли вы погубить меня».