Жития Святых — месяц май
Шрифт:
Боярыня успокоилась после этих слов, перестала печалиться и с радостью отправилась в обратный путь.
Преподобный Арсений продолжал пребывать в безмолвии, все более и более углубляясь в богомыслии; он пылал столь сильною любовью к Богу, что постоянно был как бы в огне по причине своих пламенных молитв.
Один раз некий брат пришел из скита к келии старца за каким-то делом; подойдя к окну, он увидал старца стоявшим на молитве, причем старец был воспламенен молитвою, как огнем. Видя это, брат пришел в ужас. Так как он был достоин этого видения, то, постояв немного, постучал в дверь. Старец вышел из келии и, увидя брата, о чем-то ужасавшегося, спросил его:
— Давно ли ты здесь? Не видал ли ты чего особенного?
Но брат сказал:
— Я ничего не видал.
Затем, поговорив с ним по делу, старец отпустил его в скит.
Повествуют об этом дивном старце и то, что, когда жил во дворце царском, то никто не носил одежд лучших его; но когда он отрекся от мира, то ни у кого не было одежд худших, нежели у него.
Старец сей удержал одну привычку из своей царской жизни, именно: иногда он, садясь, полагал ногу на ногу, что могло показаться не совсем благопристойным. Некоторые братия видели это, однако никто из них не осмеливался сделать ему какое-либо замечание, потому что все весьма уважали его. Но только один старец, авва Пимен, сказал братии:
— Пойдите к авве Арсению и я сяду при нем так, как иногда садится он; тогда вы сделайте мне замечание, что я не хорошо сижу. Я стану просить у вас прощения; вместе с тем мы исправим и старца.
Они пошли и сделали так. Преподобный же Арсений, поняв, что так неприлично сидеть иноку, оставил свою привычку.
Блаженный Арсений был настолько смиренен, что даже выслушивал наставления от простых иноков. Так например, беседуя с одним старцем египтянином, он просил научить его, каким образом можно отгонять от себя греховные помышления. Об этом узнал другой брат, который и сказал потом Арсению:
— Для чего ты, честный отец, столь искусный в науках, знающий хорошо греческий и латинский языки, просишь совета у простеца о том, как отгонять от себя греховные мысли?
Преподобный же отвечал иноку тому:
— Я хорошо знаю светскую науку греков и римлян; но я не знаю даже азбуки того, что знает простец, касательно жизни добродетельной.
Это сказал преподобный для того, чтобы показать, что смиренье есть основание всех добродетелей, подобно тому как азбука есть основание всякой науки; тот, кто изучил бы всю мирскую мудрость, но не имел бы истинного смиренномудрия, — тот не может спастись.
Кроме смирения преподобный обладал еще даром умиления.
В продолжении всей своей жизни он всегда, когда занимался рукоделием, имел у себя на груди платок, так как слезы постоянно текли из очей его. Он был весьма бодр телом, как и духом; весь день он работал и всю ночь молился Богу, и только лишь изредка предавался сну. Когда очи его смежались и ему очень хотелось спать, он говорил сам себе: «Уходи, злой раб, и не оставайся со мною!»
И если после этого и предавался, сидя, слегка дремоте, то вскоре же, ободрившись, вставал и молился Богу. Он часто говаривал ученикам своим:
— Иноку должно предаваться сну лишь на один час.
Накануне каждого воскресного дня, он становился еще с вечера в субботу на молитву, подняв руки кверху; становился же он к солнцу спиною и так стоял до тех пор, пока солнце, на утро следующего дня, не начинало светить ему в лицо.
Блаженный старец всегда занимался рукоделием: именно плел корзины и рогожи из финиковых листьев, причем не менял воду, в которой мочил листья, в течении целого года; лишь изредка подливал воды понемногу. По причине этого некоторые из братии сказали ему:
— Почему ты, честный отец, не меняешь воду, в которой ты мочишь финиковые листья? Неужели ты не замечаешь, как смердит в келии твоей от той воды?
Преподобный же отвечал им:
— Вместо фимиама и благовонных мастей, которые я обонял, когда жил в мире, я должен теперь обонять смрад этот, чтобы в день Страшного суда Господь избавил меня от нестерпимого смрада геенского.
Иногда преподобного дерзали искушать бесы; прислуживавший же ему брат, приблизившись к келии его, слышал, как старец взывал в таких случаях к Богу: «Не оставь меня, Господи! Хотя я и не сотворил пред Тобою ничего благого, но помоги мне, по благодати Твоей, положить ныне начало благое!»
Случилось однажды преподобному Арсению сильно заболеть. Скитские иноки пришли к преподобному, взяли его и понесли в больницу при церкви, чтобы послужить ему. Они положили его на постели, хорошо убранной и с мягким возглавием. Преподобного пришел посетить один брат. Брат тот, увидав, что преподобный лежал на мягкой постели, соблазнился и сказал:
— Это ли отец Арсений! И неужели он лежит на мягкой постели?
Услышав это, один из пресвитеров подозвал к себе того брата и наедине спросил его:
— Брат, когда ты был в мире, какую обязанность ты исполнял и какова была твоя жизнь?
Он отвечал:
— Я был пастухом и во многих трудах и печалях проводил жизнь свою.
Потом пресвитер снова спросил его:
— А теперь ты как живешь?
Он отвечал:
— Теперь я живу в покое, имею все для нужд своих и не знаю никакой заботы и печали.
Тогда пресвитер сказал ему:
— Вот этот, кого ты видишь, отец Арсений, когда был в мире, то был отцом царей; ему предстояли тысячи слуг в светлых одеждах, в золотых поясах и гривнах [ 12
]; постель его была весьма разукрашена и богатства его были бесчисленны; а ты раньше пас скот и был нищим; ты не имел в мире такого покоя, каким пользуешься сейчас; ты отдыхаешь от трудов мирских, а отец Арсений теперь трудится и страдает в нищете, после покоя и довольства в мире.Брат тот, тронутый словами пресвитера, поклонился и попросил у него прощения, сказав:
— Действительно, честный отец, все было так, как ты сказал: я пришел сюда на покой от трудов, отец же Арсений пришел сюда на труд от покоя.