Живая мишень
Шрифт:
В дополнение к тому, что они защищали Пашу собственными жизнями в случае необходимости и ежедневно носили его в паланкине, четыре борца обучали своего нового владельца древнему искусству сумо, появившемуся полторы тысячи лет назад. Сней бин Вазир, бессердечный, мощный и полный коварства, был заинтересованным и способным учеником. Сам Като сказал, что бин Вазир уже достиг такого уровня мастерства, чтобы стать серьезным конкурентом японским рикиши высшего разряда. Усовершенствовав свои навыки, он однажды смог бы посоревноваться
Сней однозначно дал понять четырем рикиши, что если он когда-либо победит любого из них, наказанием станет немедленное изгнание побежденного из дворца. Этого желал только Ичи. Никакое богатство или женщины не могли пролить бальзам на его разбитое сердце. День и ночь он жаждал Мичико, ангела, который спустился на землю, чтобы стать его благословением, как раз перед тем как его похитили. В то время как его честь запрещала преднамеренно сдаться на дохё — а на языке сумо это называлось цуки даши — она не запрещала, решил он, смерти его теперешнего владельца, который считал его пленником и которого он не чтил.
И так каждое утро, когда будет всходить солнце, поднимаясь по высоким стенам дворца, и разреженный горный воздух станет прозрачен от света, заставляющего сиять заснеженные горные вершины, Ичи будет один бродить в садах, советоваться со своим сердцем и внимательно слушать песни плещущихся фонтанов. Он ждал чистого и невинного голоса Мичико. Конечно, однажды воды смогут нашептать подсказку, как Ичи избежать заточения и найти обратный путь к возлюбленной. И так вернуться к источнику солнечного света.
5
Лондон
— Может, еще по пинте портера, шеф? — спросил инспектор Росс Сатерленд Конгрива, повышая голос из-за гвалта, стоящего в баре. Они пришли сюда с постановки Театра Принца Эдварда, убежав, прежде чем начал опускаться занавес. Помчались сквозь холодный, промозглый дождь до ближайшего паба на улице Олд Комптон-стрит. Нырнув в бар, они теперь более или менее удобно расположились у стойки.
— Нет, спасибо. Мне действительно пора приступать к работе, инспектор, — сказал Конгрив компаньону, глянув на часы. — Настала пора забот.
— Что, не по вкусу представленьице пришлось, шеф?
Кто-то, Эмброуз Конгрив не мог припомнить точно, кто, — один из его приятелей, кажется Фрутти Меткалф, недавно сказал ему, что он непременно испытает восторг, посетив популярный мюзикл под названием «Мама Миа».
Восторга он не испытал.
— Я знаю, многие наслаждаются такими представлениями, которое мы только что имели несчастье видеть. Приторное, засахаренное кондитерское изделие, цинично рассчитанное для приведения людей к НОЗ.
— НОЗ?
— К наименьшему общему знаменателю.
— А по мне так ничего. Даже понравилось.
— Какая гадость! Этот мюзикл был о свадьбе, ради Бога, Сатерленд, о свадьбе!
— Пристойности? — предположил младший по званию представитель Скотленд-Ярда, не совсем уверенный в том, что именно хотел сказать Конгрив.
— Пристойности, точно. Благопристойности! Прошло лишь две недели со… со свадьбы Алекса и Виктории. Хорошо. Что мне остается теперь делать, если не выпить? Если не возражаешь, я закажу еще пинту.
Сатерленд поймал взгляд полного бармена.
— Половину горького, пожалуйста, и еще одну пинту сюда, — сказал он, глядя на Конгрива краем глаза. «Да, сейчас друг положительно угрюм», подумал он, выкладывая на стол очередную пятерку. Увидев собственное отражение в задымленном зеркале над стойкой, Сатерленд поразился, каким утомленным выглядит он сам.
Инспектор Сатерленд, мужчина тридцати с небольшим, как и его компаньон, работал и на Скотленд-Ярд, и на Алекса Хока. Шотландец, рожденный в горной местности к северу от Инвернесса, имел рост чуть ниже шести футов, сухой и долговязый, со здоровым цветом лица, парой внимательных серых глаз и коротко подстриженными, как и у его кузенов-американцев из ЦРУ, волосами цвета соломы. Если бы не его горский акцент и особая привязанность к свободным твидовым курткам, прежнего старшего лейтенанта авиации Королевского флота, впоследствии переквалифицировавшегося в инспектора Скотленд-Ярда, можно было с легкостью принять за американца.
Но лицо, которое он теперь видел в зеркале, выглядело изможденным, даже измученным. Черт, они все прошли через это. Ужасная и нелепая смерть Вики потрясла каждого, кому дорог был Алекс Хок.
Конгрив, казалось, принял на себя самый сильный удар после Хока и в личном, и в профессиональном плане. MI5, MI6, и Скотленд-Ярд делали все, что могли. К большому огорчению Конгрива, однако, они отказали ему в личном участии в расследовании.
— Что же мне теперь делать, Сатерленд? — спросил Эмброуз, оставляя без внимания принесенное пиво. — Сидеть сложа руки и ни черта не делать? О господи!
— Да. Весьма печально.
— Все это непростительный произвол, вот что я скажу, — заметил Конгрив, теперь уже порядком заведенный. — Мы все еще работаем на Скотленд-Ярд, если я не ошибаюсь. Разве кто-нибудь на улице Виктория-стрит может мне возразить в этом?
Сатерленд мрачно смотрел в полупустой стакан, чувствуя себя таким же расстроенным, как и его начальник.
Росса и Алекса Хока связывали длительные отношения. Во время войны в Заливе, когда Алекс совершал боевые вылеты в составе авиации Королевского флота, Росс был его вторым пилотом, выполняя обязанности штурмана и наводчика. То есть в его обязанности входило не давать самолету затеряться над просторами пустыни и выявлять самые лучшие мишени.