Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3.

Полевой Борис Николаевич

— Что же это такое, где мины? — кричит комполка.

В ответ ему — взрыв, первый танк завертелся на месте, второй пытался его обойти, но — еще взрыв, и он встал как вкопанный, сверкнув пламенем в клубах черного дыма. Третий танк без разворота попятился назад, и в этот момент на сопровождавшую танки пехоту пошел в рукопашную наш десант. После яростной схватки немцы дрогнули и побежали. Под ударами наших войск они отходили на запад, в сторону Одессы…

В ночь на 9 апреля 1944 года с наших позиций стали видны пожары в Одессе. В кромешной тьме они были заметнее, и казалось, что горит сплошным пожаром вся Одесса. Солдаты роптали, что начальство медлит с наступлением: мол, так он, гад, до последней головешки спалит город. Особенно

переживали одесситы. У Губенко был зам по тылу капитан Каптур, оборонявший Одессу, Севастополь, Сталинград. От Волги весь путь прошагал в батальоне минеров. Его семья оказалась в оккупированной Одессе, и чем ближе мы подходили к этому городу, тем более настойчивым было его желание идти впереди наступающих. Так было и при форсировании реки Южный Буг, когда он добился разрешения пойти на тот берег в первом эшелоне переправы. Но его лодка наткнулась на мину и разлетелась на куски. К счастью, Каптур отделался легким ранением и не выбыл из строя. Это он впоследствии обеспечил доставку на плацдарм и установку противотанковых мин, решивших исход боя. И вот — томительное ожидание последнего боя за освобождение Одессы и встречи с семьей.

В тот памятный день Губенко вызвали на КП дивизии, к комдиву, который сразу приступил к постановке задачи:

— Видишь, справа — лиман, слева — Черное море. Между ними — перешеек суши. Это замок, запирающий вход в Одессу. Наверняка там немец укрепления построил. Укрепления разгромим артиллерией и авиацией, а вот проходы, очищенные от мин, — за тобой. Ясно?

— Куда уж ясней. Когда начинать?

— Мы должны быть в Одессе ночью.

— Сейчас 13.00. Когда же успеем?

— Да ты хотя бы щели чистые от мин дай. В них проскочим, а там расширяй дорогу для большого наступления.

Губенко вскочил на коня и помчался в расположение своих рот, поставил им боевые задачи. Солдаты расходились на разминирование, чертыхаясь от усталости. Они давно забыли о ночном отдыхе, а днем спали буквально на ходу, ловили любую возможность, чтобы вздремнуть. Приказ лишал их и этой возможности. Им предстояла очередная бессменная ночная игра в «орел-решку» с минными невидимками. Но они видели, как накапливались войска, гусеничная техника, артиллерия, готовясь к освобождению Одессы. Казалось, зашевелилась вся причерноморская степь. И комбат Губенко, и его минеры словно бы ощущали дыхание себе в затылок этой могучей машины наступления, изготовившейся в ожидании «щелей» в минных полях.

…Прохладным утром следующего дня майор Губенко и капитан Каптур присели на скамейку одесского бульвара. Рядом в сквере хоронили погибших при взятии города. В утренней свежести наступающего дня плыла скорбная музыка.

Звуки похоронной музыки бередили не только боль утраты павших воинов-освободителей Одессы. Каптур только что узнал от соседей, что его семья была замучена фашистами в одесском гетто, и сейчас, продолжая плакать, мысленно прощался с ней. А сидевший с ним рядом Губенко думал о своей семье, оставшейся в оккупированном Мариуполе…

К офицерам подошел вестовой комбата солдат Дубровин, из донских казаков. Нерешительно потоптавшись, сказал:

— Товарищ комбат, дайте я вашу шинель починю, а то немец за ночь в ней дыр понаделал. Или возьмите пока мою. — Потом, еще смущенно потоптавшись, добавил: — И санврач велел капитану Каптуру явиться на перевязку.

Губенко взял друга под руку, повел к рядом стоящим лошадям.

— Горе можно убавить только Победой. Давай заедем на перевязку, а потом — догоним свою часть…

Теперь минеров ждала новая водная преграда — река Днестр. Широченная, быстрая, глубокая, с тремя паводками в году.

Виталий Корионов. Спустя три года

1

26 марта 1944 года. Шел 1009-й по счету день Великой Отечественной. Обычный день войны: непролазная грязь, отчаянное сопротивление врага, форсирование нашими частями под обстрелом бурно разлившейся пограничной реки. И все же день тот был необычный: ударная группировка войск 2-го Украинского фронта на 85-километровой полосе вырвалась на реку Прут — Государственную границу Союза Советских Социалистических Республик. А 8 апреля войска 1-го Украинского фронта вышли на государственную границу с Чехословакией и Румынией. В тот же день Государственный Комитет Обороны принял постановление о восстановлении охраны Государственной границы СССР.

«К ним!», — так коротко, но емко назвал в те дни свою статью в «Красной звезде» Илья Оренбург. «Для Красной Армии нет рубежей, — писал он. — Ее рубежи — это Победа, это — Берлин».

Очистить от фашистских захватчиков всю нашу землю и восстановить государственные границы Советского Союза по всей линии, от Черного до Баренцева моря. Преследовать раненого немецкого зверя по пятам и добить его в собственной берлоге — таков был приказ Родины своим Вооруженным Силам на 1944 год.

Второй составной его частью было принципиальной важности положение: освободить народы Европы от фашистских захватчиков и оказать им содействие в воссоздании своих национальных государств, расчлененных фашистскими поработителями; народы, подпавшие под фашистское иго, вновь должны стать свободными и самостоятельными, обрести полное право самим решать вопрос о государственном устройстве.

Эти цели легли в основу планирования Ставкой летне-осенней кампании 1944 года.

То уже не были военные операции обычного типа. Фашизм своими злодеяниями породил у народов такую ненависть, что даже одни названия освобождаемых советских городов передавались из уст в уста как символ победы, превращаясь во взрывчатку огромной силы. Далекий от симпатий к коммунизму, министр внутренних дел США Гарольд Икес, выступая в июне 1944 года, констатировал: «Своей героической защитой родины русские не только доказали всему миру, что можно разгромить нацизм, но и вдохновили на борьбу, зажгли мужеством те народы Объединенных Наций, которые давно находятся на грани отчаяния. Миф о непобедимости фашизма был развеян на полях Советской России решительной стойкостью народов России».

Подобные оценки важны тем, что они изобличают лживость измышлений наших недругов относительно процессов, которые развертывались в то время в странах оккупированной Европы.

В последнее время началась зачастую ничем не оправданная переоценка ценностей, а по существу, самая настоящая фальсификация истории. Стало модным выдавать «белое» за «черное», и наоборот. Поэтому на мгновение прерывая рассказ, касающийся событий сорок четвертого года, я попытаюсь заглянуть почти на полвека вперед, когда начал утверждаться провокационный миф о том, что народно-демократические режимы в странах Восточной и Юго-Восточной Европы, пришедшие здесь к власти в 1944-45 годах, были будто бы посажены силой штыков.

Как же, однако, в действительности обстояло дело? Чем большие поражения нес на советско-германском фронте гитлеризм, чем скорее Красная Армия-освободительница приближалась к измученным странам, тем явственнее складывалась качественно новая политическая обстановка в Европе. В ходе освободительных битв начинал становиться явью боевой союз сражавшихся с гитлеризмом европейских народов и спешившей им на помощь Красной Армией.

В Югославии осенью 1943 года в рядах Народно-освободительной армии сражалось уже до 300 тысяч бойцов. В Греции весной 1943 года было освобождено две трети материковой части страны. Во Франции к началу 1944 года партизанские отряды и группы, объединенные в единые французские внутренние силы, насчитывали до 500 тысяч бойцов. В Словакии к августу 1944 года народным восстанием было охвачено две трети страны. Антифашистские движения явно перерастали в национальные восстания, в народно-демократические революции.