Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3.
Шрифт:
Мой несовершенный и незавершенный рисунок является не столько портретом, сколько эскизом к нему. Но он остался единственным изображением Кузнецова с натуры. Чудом сохранился он во всех передрягах последнего похода отряда и затем был передан в Ровенский музей партизанской славы.
Рисунок Гриши до сих пор, к сожалению, не найден.
При каждой встрече с членом Союза художников Казахстана Григорием Григорьевичем Пономаренко мы горько сожалеем об одном и том же: именно о том, что не довелось нам закончить портрет легендарного разведчика Николая Кузнецова, пока он был с нами.
Диодор Циновский. Новеллы карикатуриста
Каблук
Хочу рассказать об одном случае из фронтовой жизни. Начну с Петра Васильевича Федорова, цинкографа нашей армейской газеты «За Родину».
Звали его все мы в редакции просто дядя Петя, по причине солидного возраста. До войны он работал в Ленинграде. Большой мастер цинкографического дела. Но — леноват… Огромного роста, худющий, большеносый. Размер обуви за 46. Ворчун, каких свет не видывал! С ним мы прошли всю войну, он был моим другом и недругом одновременно…
Рисунок, с которым связан этот эпизод, был напечатан в газете 28 марта 1944 года. Одновременно с приказом о выходе наших войск на государственную границу — реку Прут.
Резал я этот рисунок на линолеуме, точнее — на последнем куске линолеума. Случай редкий в моей фронтовой практике. Скажу не хвалясь: всегда имел про запас всякую всячину, которая могла пригодиться в работе. Резал срочно, быстро, как бывало всегда в походных условиях.
Дядя Петя «загорал» — цинкография очередной раз вышла из строя. Половина тиража уже была напечатана, и у меня на столе лежал свежий номер газеты. Необходимо было отправиться на поиски линолеума. Обычно я сдирал его с разбитых трофейных машин. Предпочитал «оппель»: его шоферская кабина отделывалась добротным линолеумом. Только было собрался уходить, вбегает запыхавшийся Козленко, наш печатник.
— Гитлер пропал! — кричит, протягивая мне газету.
— ?..
Схватил газету, смотрю: на рисунке мой генерал докладывает пустому месту, а Гитлера нет…
— Обломился? Отклеился? Говори скорей!
— Весь раскрошился. Только генерал уцелел.
Побежали к печатной машине. Так и есть: на деревяшке половина клише, другая — отлетела. Сотни две экземпляров газеты напечатано с отсутствующим Гитлером. Печатник «зевнул» аварию. Положеньице, я вам скажу.
— Давай срочно режь новое клише! — говорит Козленко, не подозревая, что мне и резать-то не на чем.
Не успел ему об этом сказать, спешит редактор Барышников. Почуял недоброе: движок замолчал, что-то неладно.
— Ну, опять все не слава богу!
Протягиваю ему газету с пустым местом.
— Этого еще не хватало! А где же он?..
Так и сказал: «он», а не «Гитлер». Наперебой объяснили ситуацию.
— Почему же вы стоите? Режьте же, черт побери! Вы же газету зарежете!
Стали сообща обсуждать создавшееся положение. Одному вспомнилось, что он где-то видел у себя завалявшийся кусок линолеума, другой предлагал сесть в машину и обшарить немецкую разбитую технику, третий предлагал еще что-то.
Из всего, что предлагалось, наиболее обещающей мне показалась реплика капитана Лени Гриня, нашего радиста, о «завалявшемся» куске линолеума. Пошли с ним в его хату. Осмотрели все предполагаемые места — нет, не нашли.
Леня уже не оставлял меня, считая, что подвел со своим «завалявшимся» куском. Пошли обратно. Леня вдруг спросил:
— А что дядя Петя? На ремонте?
— Разобрал свой драндулет. Кстати, идем к нему.
Подошли к цинкографической машине-фургону. Дверь, как ни странно, закрыта.
И уж совсем непонятное: на ступенях лесенки, по которой надлежало подняться в машину, стоят сапоги-великаны нашего цинкографа. Ступенькой ниже — портянки. Проветриваются.
Мы переглянулись.
— Неужели спит?
Только теперь мы спохватились: ведь дядя-то Петя во всей этой суматохе не участвовал. Все переполошились, кроме него. «Цинкографская» и «типографская» машины — как мы их называли — стояли неподалеку одна от другой. Неужели спит хозяин сапог? Леня поднялся по ступенькам, обронив один сапог, приоткрыл дверь. Говорит мне шепотом:
— Точно! Даже храпит.
Мы уже свыклись с различными причудами дяди Пети, но такое… Я решил подняться к нему, объясниться «всерьез».
Смотрю, Леня, прижав палец к губам (тихо, мол!), сосредоточенно уставился на оброненный сапог. Спустился. Поднял его, рассматривает подошву. Протягивает мне и опять шепотом:
— Не подойдет?
У меня дрогнуло сердце: каблук! Огромный резиновый каблучище с металлической подковкой. Почти не стоптанный.
— Подойдет, Леня! Умница, бежим скорее. Будет Гитлер!
Схватив сапог, я было пустился наутек, но Леня оказался предусмотрительнее меня.
— Стоп! Так дело не пойдет. Старик поднимет шум.
Достал из кармана перочинный нож и в несколько приемов отхватил весь каблук. Затем водворил сапог на место.
Вот уж было радости-то! Я готов был все простить дяде Пете за его спасительный каблук.
Однако изготовить клише из каблука оказалось не так-то просто. Резина, в отличие от линолеума, «морщилась» под штихелем, да и размер каблука был, что называется, тютелька в тютельку.
Не буду говорить, каких трудов стоили печатнику подгонка и приправка половинчатого клише. Как вручную пришлось мне «впечатывать» Гитлера в каждый экземпляр газеты, вышедший с пустым местом…
И вот наконец вновь затарахтел наш милый движок! Заработала печатная машина, снова сбегаются сотрудники, спешит сияющий редактор. На радостях закричали «Ура!».
А когда узнали, что выручил-то, оказывается, каблук дяди Пети, — расхохотались.
Вот тут-то и появляется сам дядя Петя. Прихрамывающий: один сапог на ноге, другой — в руке.