Живи и ошибайся
Шрифт:
Поп о моём визите в село оказался извещен и отчего-то решил, что я первым делом в церковь пойду. Сходил. Минут на пятнадцать. Потом самым бессовестным образом покинул церковь, сообщив заинтересованным лицам, что дел хватает, а тайну исповеди я позже пройду. Не сегодня и не через неделю.
Снег на полях уже сошёл и не по причине того, что резко тепло стало, а потому, что его немного было. Предыдущее лето тоже не радовало осадками. А весна 1830 года, по словам местных, выдалась холодной. Сажать и сеять начнут позже обычного.
Чем именно будут пахать, я и решил посмотреть. Понятно, что сохой, но у всех ли она имеется в наличии?
Взятый из усадьбы возница категорично заявил, что мы даже с иноземным транспортом не проедем по полям. Только верхом. А верхом у меня получалось не очень. Несколько уроков от Алексея я получил, но опасался ездить на лошадях даже с нашими седлами, не говоря о здешних.
— Да всё понятно. Поля вдоль притока Самарки на север, — тоже не захотел месить грязь Алексей. — Пахать рано, земля не прогрелась.
— Зря тащили плуг?
— Зато лопаты и тяпки можно раздать тому, кто посмышлёнее.
— И огороды личные осмотреть, — дополнил я.
Про барщину я уже был в курсе. По закону, который не все помещики соблюдали, крестьяне должны работать три дня в неделю на барина, три на себя и в воскресенье иметь выходной. Судя по ухоженности церкви, дома батюшки и прилегающего к нему участка земли, этот служитель находил чем занять крестьян и в воскресенье.
Избы в Перовке были бревенчатые, крытые соломой. Какими-то орясинами и кривоватыми палками были огорожены участки для личных огородов. Это считалось бабьей заботой.
— В Перовке сажают огороды, — подключился Дмитрий Николаевич, желая пояснить ситуации. — В остальных деревнях даже у зажиточных крестьян белой капусты не увидите.
— Отчего так? — не понял я.
Оказывается, крестьяне убеждены, что те, кто выращивает хороший урожай на огородах, умеют ворожить. И ладно бы только это. Поговорка «щи да каша пища наша» не просто так появилась. Управляющий взялся доказывать, что ничего другого, кроме привычных блюд, крестьяне есть не станут. На небольших огородах бабы сажают свеклу, репу, иногда огурцы. То, что продуктами с огорода можно питаться весь год, никто не верит.
— Мало тех огородов для чего-то другого, — подвёл итог Дмитрий Николаевич.
Мы с Алексеем синхронно повернулись к той дороге, по которой приехали. Вела она из усадьбы в село и была примечательна тем, что проходила не среди полей или лесов, а по лугам. Остатки прошлогодней травы демонстрировали, что конкретно на этих угодьях ничего вообще не выращивали.
— Вот и плуг не зря тащили. Сейчас этих с закостенелыми взглядами на продукты питания поставим распахивать землю под огороды, — отреагировал Алексей и стал распрягать тяжеловозов.
Крестьяне не сразу поняли, что тут намечается. Управляющий их просветил. Те стали в ноги кидаться со словами:
— Барин, да где же коровок пасти?
— И для коров запасём корма, — успокаивал я.
Это мы ещё не сказали, что в случае засухи огороды они будут поливать водой из речушки. Какой-то приток Самарки выходил как раз к селу. У крестьян на рыбалку даже оброк имелся.
Пока Алексей развлекал народ вспашкой, я всё же решил походить по домом. Бабы особым любопытством не страдали. Да и молодых девок на улице я не заметил. И кажется, знаю почему. По сравнению с дядюшкой, я молодой
Пропустив парочку домов в непосредственной близости от церкви, я наконец выбрал избу для ознакомления с бытом. Сопровождающий меня возница первым кинулся наводить порядок и выгонять крестьян на просмотр.
Халупа этого семейства была убогой, пристроя к дому, где обычно держали коров и прочую домашнюю живность, я не заметил. Одна хилая лошадёнка составляла имущество семьи из трёх человек. Предположу, что «мужик» был не старше меня. Его жена примерно такого же возраста. Имелся сын, с которым я познакомился в первую очередь. Кузьме было одиннадцать вёсен, как мне ответили. Полноценный помощник в это время.
— Ещё у Рогозовых девка, — подобострастно пояснил возница. — Больше детей нет. Померли.
— Сколько детей умерло?
— Пять, барин, пять мальцов. Ишь! — замахнулся он плёткой на мужика. — Извели, как есть извели!
— Стоять! — прервал я замашки возницы.
И уже не обращая ни на кого внимания, вошёл в избу. То, что будет темно, я ожидал, но от такого смрада опешил. Осматривать места проживания крестьян я планировал в обязательном порядке, потому подготовился, взяв свечи и зажигалку с собой. Но, похоже, нужно было ещё подобием противогаза озаботиться. Разобравшись со свечой и освещением, немного освоился, запах внутри помещения перестал вызывать рвотные спазмы. Печь не то уже не топили, не то к вечеру раскочегарят. Какое-то тепло в доме сохранилось. Всё же уже весна, не минусовая температура на улице.
Из мебели в наличии было подобие стола, две лавки и конструкция из кривых досок под потолком. Кажется, это полати.
Источник неприятного запаха был в углу. От подвесной коробчёнки смердило смесью мочи, плесени и чего-то еще непонятного. Пока соображал, что это такое, раздался писк младенца. Ещё не веря до конца, я приблизился и посмотрел на то, что было внутри. Действительно, люлька с младенцем. Чего же от него так воняет?
В непонятках я вышел наружу. Любопытные соседи к этому времени уже подтянулись. Бабы возрастом постарше, чем хозяйка этой избы, и откровенные старухи толпились во дворе. Не сразу и с большим трудом мне удалось выяснить следующее: то, что я подумал про плохую мать, не занимающуюся дитём, в корне неверно. Мать обычная. И следит за ребенком как положено.
«Что, мыть и пеленать младенца? Это вы, барин, шутить изволите».
После этих слов одна из женщина, поплевав на тряпицу, протерла мордашку Кузьме, сыну Рогозова, и заверила, что он и без того чистый. В бане был в прошлом месяце. А младенцев в бане мыть не принято. Они от этого больше болеют.
Стал расспрашивать более подробно об уходе за теми детьми, которые еще не умеют ходить. Тут меня «порадовали» народной мудростью или дуростью, не знаю, как правильно сказать.
Начнём с того, что по какой-то причине прикорм начинают давать чуть ли не с первого дня. И неважно, есть у матери молоко или нет. Соска — тряпица с жеваным хлебом — суётся в рот младенцу, как только он издает писк. В течение дня соску и материнскую грудь суют раз двадцать. При этом пеленки из-под ребёнка только сушат. От какашек немного оттирают, тряпку споласкивают, но особо гигиенических процедур малышу не устраивают. А уж если это девка, так тем более.