Живи высочайшей милостью
Шрифт:
— Многие годы, — вновь заговорил Джоргенсон, — я ищу некие время и место. Когда-то, очень давно, я попал туда, а потом нечаянно переместился. С тех пор пытаюсь вернуться, но, как ни бьюсь, ничего не получается. Мне почему-то кажется, что по каким-то причинам часть времени и пространства закрыты для меня. Но почему? Вот чего я никак не могу понять.
— Попробуйте ясно представить, куда вы хотите попасть, — предложила Мэри.
— О, я отлично представляю. Двадцатые годы двадцатого века — так называемые Ревущие двадцатые. Хотя, пока я жил там, бурными
Мне эти названия ничего не говорят, — пожаловалась Мелисса. — Вы называете Северную Америку, но я не знаю никакой Северной Америки. Мне известен лишь город, в котором я жила. Прекрасное место. Маленькие шустрые механические слуги поддерживали в нем чистоту и порядок. Они исполняли малейшие наши желания. А названия — их просто не было. И наш город был безымянным. Мы никогда никуда не хотели попасть, так что в названиях просто не было необходимости. Да и неизвестно, существовали ли какие-то другие места, помимо города.
— Нас было шестеро, — прервал ее Джоргенсон, — шестеро угодивших сюда.
— И нас тоже, — кивнула Мэри. — Может быть, такие группы всегда состоят из шести человек?
— Понятия не имею, — ответил Джоргенсон. — Мне известно о существовании только нашей и вашей групп.
— С нами был один идиот, — стала вспоминать Мелисса. — Не то чтобы умственно отсталый, но чудной какой-то. Он все развлекал нашу компанию дурачествами и каламбурами. А еще был шулер с Миссисипи. Кстати, мне неудобно было спросить, что такое Миссисипи?
— Это река, — объяснил Лэнсинг.
— Мы слышали от хозяйки, что четверо из вашей группы пропали в городе. Расскажите, как это случилось, — попросила Мэри.
— Они просто не вернулись, — ответила Мелисса. — Однажды мы все ушли в город, на поиски. Мы сами толком не знали, что ищем. Мы вдвоем вернулись засветло в наш лагерь на площади. Развели костер, приготовили ужин — ждали, что вот-вот подойдут остальные. Однако ночь прошла, а никто не появился. Как ни страшно нам было, мы отправились на поиски. Искали пять дней… Они исчезли бесследно. И каждую ночь на холме над городом огромный зверь плакался на свою судьбу.
— А потом вы нашли дорогу на запад и в конце концов очутились в этой гостинице, — подытожила Сандра.
— Все именно так и было, — подтвердил Джоргенсон. — С тех пор сидим здесь и боимся нос высунуть.
— Хозяйка уже намекала, — сказала Мелисса, — что нам пора выметаться. У нас ни гроша, и она это знает. У двоих из нашего отряда были деньги, но мы лишились денег вместе со спутниками.
— У нас пока есть деньги. Мы оплатим ваш счет, и вы сможете присоединиться к нам, — предложил Лэнсинг.
— А вы
— Конечно, что же остается? — ответил Юргенс.
— Но это бессмысленно! — вскричал Джоргенсон. — Если бы знать, зачем мы здесь. Вам что-нибудь известно об этом?
— Абсолютно ничего, — покачала головой Мэри.
— Мы как крысы в лабиринте, — сказал Лэнсинг. — Если повезет, найдем выход.
— Дома у нас были столы для игр, — вспомнила Мелисса. — Мы могли играть часами, да что там — целые дни. Правила менялись по ходу игры. А если и были какие-то правила или нам казалось, что были, потом они все равно изменялись.
— Кто-нибудь когда-нибудь выигрывал? — поинтересовалась Мэри.
— Не припоминаю. Скорее нет. Мы не придавали этому особого значения — это была всего лишь игра.
— В нашей игре на карту поставлена жизнь, — хмуро пробормотал Джоргенсон.
— Некоторые скептики полагают, — сказал Лэнсинг, — что во Вселенной нет постоянных законов. Перед тем как я попал сюда, один мой разговорчивый приятель уверял меня, будто в мире все происходит случайно. Я не согласен с ним. Во всем должен быть резон, должны существовать причины и следствия. Должна быть цель — пусть мы не всегда способны понять ее. Даже если некая высшая форма жизни снизойдет до объяснений происходящего, поймем ли мы ее?
— Ваши рассуждения не особенно обнадеживают, — сказал Джоргенсон.
— Конечно. Но мне кажется, не все потеряно. У нас еще есть шанс.
— Существуют тайны, — проговорил Юргенс, — тайны в высоком смысле слова, а не дешевые сенсации, тайны, которые можно разгадать, если сосредоточить на этом все силы.
— Мы пытались узнать у хозяйки, что там дальше, — сказала Мелисса. — Ей почти ничего не известно.
— В точности как тот мошенник в первой гостинице, — кивнул Джоргенсон. — Что-то болтал маловразумительное про куб и про город, и это все, что мы смогли из него выжать.
— Хозяйка, — продолжила Мелисса, — сказала, что неподалеку отсюда находится поющая башня. Еще она предупредила, чтобы мы двигались на запад. Севернее, по ее словам, лежит Хаос. Хаос с большой буквы.
— Что такое Хаос, она не знает, — вставил Джоргенсон. — Ей известно только само слово. Однако она ежится, когда говорит о нем.
— Тогда пойдем именно на север, — предложил Юргенс. — Когда куда-то не советуют идти, возникает ощущение, что именно там можно найти что-то, что от нас хотят скрыть.
Лэнсинг допил вино и поставил кружку на стол. Медленно поднявшись, он пересек комнату и подошел к столу с картежниками.
Довольно долго он стоял рядом с ними. Играющие не обращали на него внимания; казалось, они не заметили его. Наконец один из игроков поднял голову.
Лэнсинг отшатнулся: из двух темных провалов в черепе на него глянули черные кусочки обсидиана. Две прорези между ртом и «глазами» заменяли нос. Еще одна щель зияла на месте рта. Губы отсутствовали. Не было и подбородка — скошенная нижняя часть лица переходила в шею.