Живодер

Сейл Алексей

— Хочешь, Хилари? — спросил он.

Я отказался, и тогда он высыпал на фольгу еще немного героина и передал его вместе с зажигалкой и трубочкой Мерси. Она зажала трубочку между губ и жадно вдохнула наркотические испарения.

Я старался сохранять бодрость, насколько это было возможно, хотя меня и клонило в сон после предыдущей ночи: на часах было почти четыре, и сегодня должны были показывать очередные серии "Работы", которые я очень хотел посмотреть, так как многое пропустил за предшествовавшую неделю. Мне нравились такие сериалы, как "Работа" или больничный сериал "Несчастный случай", потому что, хотя они и были халтурой, и сценарии для них писались каждую неделю в расчете на публику, не желавшую слишком сильно напрягать свои мыслительные способности после химически обработанных полуфабрикатов, съеденных на обед, они были честной халтурой, которая давала возможность пережить очищающий катарсис греческой трагедии.

Несколько лет тому назад я попробовал было написать сценарий для одной серии "Несчастного случая". В конце концов, все мы писатели. Просиживая день за днем за своим рабочим столом, я подумал, а не заняться ли мне другим видом творчества. Моя идея заключалась в следующем: из гаража выезжает цистерна с химикалиями, водитель которой жалуется на боли в груди, скауты выходят в море на своих каяках, несмотря на плохой прогноз погоды, сварливая супружеская чета приступает к ремонту дома и не замечает того, что видим мы, а именно что электропила с вращающимися лезвиями, похожими на акульи плавники, неисправна. Эти сцены должны чередоваться — цистерна на шоссе, скауты в бушующем море и ссорящаяся чета. Однако в конце серии, через пятьдесят пять минут, цистерна благополучно прибывает на место, у водителя оказывается всего лишь метеоризм, предводитель скаутов решает укрыться от непогоды в безопасном заливе, где все выходят на берег и садятся под деревья, чтобы съесть свои сандвичи, а склочная чета наконец замечает неисправность и тут же относит пилу к дилеру, где ее и чинят после предъявления гарантийного талона. В течение всего этого времени Чарли и остальные персонажи сериала сидят у себя в больнице, пьют чай и рассуждают о том, какой выдался спокойный день и как они уже готовы к тому, чтобы что-нибудь сделать. После чего все расходятся по домам.

Я получил прелестное письмо от помощника режиссера, в котором говорилось, что они не принимают сценарии со стороны, но зато она высылает мне фотографию всех актеров с их автографами.

Бейтман и Мерси медленно завалились на бок, подложив руки под головы, и погрузились в наркотический сон. Все это походило на классическое английское воскресенье. Все в коме, и включенный телевизор.

* * *

Один из кабельных каналов начал недавно показывать новый рекламный ролик: утром в понедельник у бачка с питьевой водой стоят двое служащих. Один красивый, высокий и уверенный в себе, другой маленький, безобразный и гораздо более нервный. Нервный говорит: "Я провел фантастические выходные. Пошел в клуб…"— на экране возникает шумный, заполненный людьми клуб — "и познакомился там с потрясающей женщиной" — мы видим женщину, дающую ему пощечину, — "добрался до дома только к трем ночи" — мы видим, как он в одиночестве плетется домой под дождем. "А ты что делал?" — спрашивает он у красавца. На экране идет бобслей всех телевизионных программ, просмотренных вторым за выходные. "Сидел дома, смотрел телевизор", — отвечает тот и самодовольно улыбается. После чего внизу появляется бегущая строка рекламы: "Жизнь стоит того, чтобы на нее смотреть".

То есть имеется в виду, что красавец лучше провел время, сидя перед телевизором. Однако на самом деле симпатию вызывает уродец, упорно вылезающий в мир, несмотря на то что тот безжалостно выплевывает ему в лицо свое неприятие. Отважный, нервный и уродливый человечек.

* * *

Бейтман уехал в Лондон за вещами Мерси. Их оказалось довольно много: тренажер, портновский манекен с лицом Клиффа Ричарда, сотня пар туфель, "пьяджо", верхом на котором я мечтал покататься, два надувных кресла и Адриан в клетке для перевозки — страшный черный кот, который прекратил орать лишь после того, как его выпустили в гостиной, и он тут же принялся раздирать когтями обивку на моем диване.

Мы так долго вносили ее вещи, что, когда закончили, часы показывали уже десять, а это означало, что я в очередной раз пропустил двухчасовую серию "Работы", в которой курдские террористы захватывали целый вокзал и грозили поднять его на воздух вместе с заложниками. Один из основных персонажей обязательно должен был погибнуть, и я делал ставку на доброго старого служаку Рона Таска. Мне хотелось посмотреть, как новый, более симпатичный состав справится со своей первой двухчасовой серией. Я вообще считал, что они слишком затянут с этим и в результате их вид существенно отличался от того, как выглядят настоящие полицейские. Все молодые, худощавые и с пышными шевелюрами. Среди них не было ни одного старого толстяка, дорабатывающего свое время до пенсии, и, что еще более странно, ни одна из женщин-полицейских не была лесбиянкой.

* * *

Каждое утро Мерси стояла перед окном гостиной и повторяла: "Здесь так спокойно, что я даже привыкнуть к этому никак не могу, так здесь спокойно" — после чего шла в соседний дом курить наркоту вместе с Бейтманом и Зуки, если та прогуливала школу, и через стены до моего кабинета, где я сражался со своей поэмой, доносились аккорды электрогитары.

По вторникам и четвергам она ездила с ними в Нортгемптон помогать им торговать безделушками, но все ее барахло продолжало оставаться у меня, воплощая собой ее присутствие, так что я с трудом мог пробраться к себе в комнату за спортивными туфлями.

Дома Мерси обычно разгуливала в одних трусиках.

Я стал уходить на все более длительные прогулки, сворачивая с проторенных дорожек на задворки деревень, в которых раньше никогда не был, то и дело попадая на не огороженные радарные станции НАТО, а однажды, перебравшись через изгородь из кустов боярышника, я оказался на проезжей части шоссе М 40.

Что касается головных уборов, то я абсолютно уверен в том, что фетровые шляпы следует носить лишь до королевских скачек в Эскоте, которые проводятся на третьей неделе июня, после чего вполне годятся соломенные, поэтому в пятницу, когда я столкнулся с Сэмом, натягивавшим колючую проволоку через старую дорогу для скота, на мне были надеты серые фланелевые брюки, кремовый хлопчатобумажный пиджак, белая рубашка без галстука, но с пестрым шейным шелковым платком, коричневые прогулочные туфли из Абердина и шляпа из тончайшей соломки. Поскольку в последнее время мы с ним виделись не часто, я был рад нашей встрече, хотя как пожизненному члену Ассоциации бродяг мне бы следовало укорить его за то, что он наглухо перекрывает дорогу; однако вместо этого я сказал:

— Привет, Сэм, я и не знал, что это твоя земля.

— Да, вся земля вокруг моя.

— Понятно.

— Хотя это ненадолго — собираюсь продать ее домостроительной фирме. Триста просторных квартир в складском стиле для одинокой сельской интеллигенции.

— Боже мой, — сказал я, — но я только что слышал по радио, что население сокращается. Кто же здесь будет жить?

— Правительство и строители утверждают, что им нужно четыре миллиона новых домов.

— Но для кого?

— Для всех одиноких, каждому нужна отдельная квартира, наверное, чтобы разгуливать по ней нагишом. Думаю, они потеряли способность общаться с окружающими, учитывая, что целые дни проводят за компьютерами, беседуя с призраками с противоположного полушария. В моей юности все жили вместе. Все поколения друг над другом. Моя старая бабка жила на чердаке, а ниже мама, папа, братья, сестры, кузены и постояльцы, тетушки, переживавшие трудные времена, и дядюшки, прикованные к постели. Это было ужасно.

На лице его отразилась внезапно пришедшая мысль:

— Наверное, у тебя теперь так же, со всеми этими приездами и отъездами.

— Наверное.

— Мы теперь редко тебя видим. А как твоя поэма, о которой ты нам говорил?

— Пока не получается…

— Ну понятно, наверное, тебя отвлекают все эти твои новые друзья.

— Ты так думаешь?

— Я вообще-то считаю, что тебе надо пошевеливаться. Сколько тебе еще осталось?

— В каком смысле?

— В смысле жизни. Может, год-два, не больше. Сколько тебе?

— Семьдесят два.

— При том, что у мужчин средний срок жизни семьдесят шесть. А потом начинаются инсульты, раковые опухоли, и даже если остаешься в живых, рассудок начинает слабеть. Я думаю, через пару лет твои способности существенно поубавятся. Нельзя терять ни минуты. Время бежит сквозь пальцы, как песок. Ни минуты нельзя тратить даром.

* * *

Когда я, задыхаясь от пробежки по вспаханному полю, в грязных и разорванных брюках, вследствие неудачной попытки перелезть через забор, добрался до дому, то увидел, что на подъезде к нему стоит фургон с надписью "Барри Ранг, дипломированный инженер по газовым обогревателям".