Живописец (Жена иллюзиониста)
Шрифт:
– Мы высадимся здесь? – Маша уже стала подбирать юбки, готовясь половчее выбраться из лодки.
– Нет, – последовал хмурый ответ. – Этот остров не очень гостеприимен. Мы называем его Смертельной Ловушкой. Посмотри внимательно, видишь, там, ближе к берегу, вода точно кипит, хотя сейчас совершенно нет ветра? Но сильное прибрежное волнение это еще полбеды, присмотрись, видишь, иногда в воде мелькают острые клыки камней? Вот это страшное место, тут погиб мой отец! Я и Юха-Без-Уха, мы с трудом выкарабкались, а он не смог!
Юха – дворовый человек с изуродованным лицом и оторванным ухом, сильный и крепкий физически. Он часто сопровождал хозяев, сидя на веслах.
Маша
– Тогда зачем мы здесь?
Генрих не ответил. Они плыли, огибая остров. Маша со страхом поняла, что к острову пристать невозможно, острые камни не давали возможности беспрепятственно подойти к берегу.
– Тут есть только одно место, где можно высадиться, да и то не во всякую погоду и не при всяком ветре. Впрочем, делать тут нечего, остров необитаем, его дурная слава отпугивает местных жителей.
Маша мучительно колебалась – спросить ли Генриха об отце? Ведь он почти ничего не рассказывал о нем. Но когда она посмотрела в лицо мужа, она не решилась этого сделать. Это была застывшая маска, точно он снова видел перед собой смерть.
– А там вдалеке что за остров? Там мы с тобой еще не были, – сказала она чтобы развеять неприятные воспоминания.
– И вряд ли будем, уж в этом году точно. Это слишком далеко, идти на веслах тяжело и небезопасно. Это остров Креста.
– Почему такое странное название?
– Потому что там есть несколько старинных могил погибших моряков.
Теперь уже загрустила Маша. Воспоминания о погибшем налетели, словно прохладный ветерок в теплый день. Правда, теперь мысли о Колове уже не были столь мучительны.
Между тем лодка двигалась вдоль острова, берег был извилистый, и там, где ожидался последний окончательный поворот и выход на широкий простор, открылась небольшая заводь. Сюда не долетал шум прибоя, стоячая вода отражала лодку и лицо Маши, перегнувшейся через борт. Маше эта заводь показалась странной, поверхность воды была словно стеклянной. И что совершенно удивительно, среди уже начинавшей желтеть болотной травы и водорослей она увидела странные большие кувшинки. Разве могут кувшинки цвести осенью, хотела она спросить у мужа, как вдруг гладь воды дрогнула, и на поверхности бесшумно возникла змеиная голова на тонкой длинной шее. Змея замерла на несколько секунд, вперив в девушку невидящий взор желтых глаз, а затем исчезла в глубине, оставив на поверхности легкие круги.
– А! – простонала Маша, махнув рукой. – Господи! Что это было? Ты видел это?
От страха и изумления она даже стала слегка заикаться.
– Что такое? – Генрих спокойно правил лодкой.
– Голова! Змея! – только и могла произнести перепуганная жена.
– Пустое! Это, видимо, старое дерево в воде, коряга или что-нибудь подобное! – И он решительно ударил веслами по воде.
Поднялся ветер, Генрих, тревожно поглядывая на нарастающую волну, налег на весла. Вскоре показался остров, где был разбит сад, изогнутый мост. Маша поспешила выбраться из лодки, все еще недоумевая, привиделось ей или впрямь она обозналась, приняв корягу за мистическое существо?
Вечером того же дня муж, вдруг сжав локоть жены, произнес тихим и значительным голосом:
– Сегодня ты прикоснулась к самым потаенным уголкам моей души. Я отворю перед тобой еще одну дверь.
И они двинулись куда-то вниз, кажется, в подвальное помещение, где Маша еще не была. Она ожидала запаха плесени и сырости, как бывает в подполье, но, к ее удивлению, пространство оказалось сухим и очень обширным. Генрих вел ее через мрак, освещая путь лампой. Маша разглядела
– Бог мой, Генрих, я и не подозревала, что под нашим домом такое подземелье!
В ответ он слабо улыбнулся и распахнул тяжелую массивную дверь. Небольшая комната, облицованная дубовыми панелями, утопала во мраке. Свет одинокой лампы не мог его рассеять. Генрих, пошуршав в углу, зажег еще две. В комнату просочился горьковатый аромат, словно именно лампы источали его. И тут Маша ахнула. Со всех стен на нее смотрели неведомые фантастические существа. Полузвери, полулюди. Вместо морд – лица, глаза – блюдца. Лапы и хвосты, руки и ноги – все перемешано. Собака, огромная, черная, с телом человека и человечьими глазами. Огромные белые мыши, омерзительными хвостами связанные в букет, а через них растут диковинные цветы, те самые, из оранжереи. Нестерпимое сочетание красок.
– Что это? Что это, Генрих? Это картины? Ты рисуешь такие картины?
Маша без сил опустилась на стул. Ей и в голову не могло прийти, что человеческая фантазия может порождать таких монстров. Впрочем, присмотревшись, она вдруг поймала себя на мысли, что эти образы вызывают у нее двойственное чувство – ужас и восторг одновременно. Она с трудом оторвалась от созерцания картин и перевела взгляд на мужа. В этот миг она, кажется, поняла, кто перед ней. Он был одним из этих персонажей, он отобразил сам себя!
Аромат, струившийся от ламп, кружил ей голову. Она почувствовала, что в ее теле совершаются странные перемены. Ее словно переполняло нечто, внизу живота появилось тянущее ощущение. Тело изогнулось навстречу другому телу, разомкнулись уста, и она поняла, что настал тот самый миг, который соединит их. Генрих, по-видимому, испытывал те же ощущения. Он стремительно ринулся к Маше и стал освобождать ее от платья и белья. Никогда еще она не видела мужа в таком состоянии. Но не испугалась, наоборот, ей хотелось, чтобы он как можно скорее слился с ней в едином порыве страсти. Он целовал ее, кусал в шею, грудь, но эта боль только обостряла ее чувственный порыв. Маша отвечала на его поцелуи и ласки всем своим существом. И вот в тот миг, когда они уже почти взлетели на вершину блаженства, Генрих, зарычав, как раненый зверь, вдруг отшвырнул жену и забился в конвульсиях. Лицо его перекосилось, изо рта пошла пена, глаза, утратившие бессмысленное выражение, вылезли из орбит. Маша бросилась к мужу. Через несколько мгновений его взор как будто прояснился, но в лице появилось нечто зверское. Ей даже показалось, что сейчас он убьет ее. Полураздетая, растрепанная, Маша бросилась наверх. Из подвала вслед неслось рычание зверя.
Глава одиннадцатая
– Бедная моя! Это все нестрашно! Пройдет! – утешала Машу Аглая Францевна. – Что же делать, если познание таинств любви порой сопряжено с некоторыми деликатными неприятностями. Все девушки проходят через эту черту. Вы, Машенька, очень чувствительны и эмоциональны. Да еще с богатым воображением. Все вам чудится какая-то чертовщина!
Маша с недоверием слушала Аглаю Францевну. Неужто ей опять привиделось?
– Вам, моя дорогая, необычайно повезло в жизни! Мой сын, ваш супруг, во всех отношениях необычный человек! Вы говорите, он превратился в безумного зверя? Так это он и впрямь стал безумен от страсти к вам! Он любит вас до беспамятства! Вы пробуждаете в его душе и теле неуемную страсть! Но такое вам было доселе неведомо, вот вы и испугались!