Животное
Шрифт:
Ее коленки все плотнее прижимались к моим, сильнее, чем того требовала игра. Кажется, она нервничала. Что-то происходило. Но это закончилось ничем. Когда жульничество Дениса ей надоело, она просто встала, перевернув картонку и рассыпав карты. Потом Денис ушел курить на балкон, а я к нему присоединился.
Мы молчали.
– Ты слишком правильный, – сказал он наконец, – люди такими не бывают. Тебе никогда не хотелось сделать что-нибудь неправильно?
Мне постоянно этого хотелось, но я не стал объяснять. Он бы не поверил, если бы я сказал, как сильно и как часто мне этого хотелось.
– Ты
– Например?
– Например, у меня нет ногтя на указательном пальце. Когда мне было четыре года, мой отец собрался уйти от матери. Он уже собрал чемодан и вышел за порог.
Тогда мать, она была умная женщина, вставила мне пальцы в дверь и прищемила изо всех сил. И честное слово, она придавила от души, с размахом, так сказать.
Такое вот неожиданное решение. Слышал бы ты, как я орал! Тогда он ее ударил, но остался. У меня слезло три ногтя, а один так и не восстановился. Зато у меня остался отец. Потом у меня родился брат – получается, что за его жизнь я заплатил всего одним ногтем. Это немного.
– У тебя нет брата, – сказал я.
– Согласен, все наврал. Но не в этом дело. Попробуй сделать что-нибудь плохое – и тебе сразу станет лучше. Хватит быть памятником, будь человеком.
Увы, я не мог быть человеком.
Когда я вернулся, я сразу услышал ее смех, необычный смех – так смеются девушки, которым нравится ухаживание. Ухаживание, а не приставание, – ничего пошлого не было ни в ней, ни в ее смехе, как не может быть ничего пошлого в любви или симпатии. Пошло лишь их отсутствие, а так – ведь все мы живые люди, даже те, кто похож на памятник.
Остаток вечера они не отходили друг от друга, а я не очень понимал, что произошло, и причем здесь карты. Когда гости ушли и я вымыл посуду, мое животное уселось на моем плече.
– Может быть, ты объяснишь? – спросил я.
– Их нужно было подтолкнуть, – сказало оно.
– И?
– И ты их подтолкнул. Когда она появилась, – продолжало оно, – она была возбуждна. Такое с женщинами бывает – всякие мысли, о том, об этом.
– С мужчинами тоже, – заметил я.
– Вот. А в карты в твоей комнате можно было сыграть только на картонке.
Когда ее нога прижалась к твоей, ей понравилась. Чем дольше она сидела, тем больше ей нравилось. Но ты не тот человек, который ей нужен. Наконец, она не выдержала и встала. Но она слишком возбудилась. Ты ей не подходил, Денис – тоже, поэтому она остановилась на Боре, она впервые посмотрела на него как на мужчину. Первого раза оказалось достаточно. У него ведь все написано на носу.
– На лбу, – поправил я.
– Нет, на носу. Он морщит нос, когда смущается.
– Это нельзя было просчитать заранее, – возразил я.
– А разве были варианты?
И тогда я догадался. Я сходил на балкон и выкопал из-под хлама кубик Рубика.
К кожалению, в его лапках не было достаточно силы, чтобы этот кубик крутить. Я показал ему как это делается.
– Двадцать четыре поворота, – сказало оно, – есть интересный вариант в двадцать четыре поворота. Давай, ты поворачивай, а я буду подсказывать.
Я стал поворачивать и после двадцати четырех поворотов кубик был собран.
– Научи меня читать, – поросило оно.
– Ты до сих пор не умеешь?
– Нет,
Код я ему объяснил. Вначале оно читало медленно, повторяя вслух слоги, но это длилось всего несколько часов. Оно читало всю ночь, а к утру я нашел его спящим на моем столе, среди груды книг. Во сне оно вздрагивало и попискивало, дергало усиками и его глаза были приоткрыты. Ему что-то снилось. Последние семь лет мне снятся только схватки, преследования и кровь. Ни одной ночи без кошмаров, а днем постоянная перспектива сорваться. Постоянный танец на лезвии ножа. Мне абсолютно запрещено зло, даже самое малое, даже относительно невинное зло, может быть, я родился порочным, может быть, все люди таковы, может быть, зло насколько свойственно нам, что отказ от зла равносилен болезни? Я хочу зла как утопающий хочет вдохнуть воздух или как умирающий в пустыне хочет глотнуть воды. Эти годы воздержания меня совершенно измучили – настолько, что мне даже не снятся красивые женщины, мне снится лишь зло, снятся кошмары. А что снится ему?
Проснувшись, оно погрызло печенье и попросило новых книг. Книги у меня лежат в кладовке, прямо кучками, все не хватает времени расставить их по полкам.
Я вытащил их и разложил по полу. Но сейчас оно читало книги по-другому: оно тратило всего несколько секунд на страницу. После обеда оно пришло ко мне.
– Это безумно неудобно, – сказало оно. – Надо придумать что-нибудь побыстрее.
Тогда я дал ему толстенный двухтомник по Delphi и пустил за компьютер. К счастью, оно не могло само нажать включающую кнопку – не хватало силы, поэтому я надеялся как-то контролировать то, что может произойти. Хотя я начинал побаиваться.
Вначале оно пыталось работать на всей клавитатуре, копируя человека, но вскоре переопределило клавиши, написав какую-то программку. Сейчас оно работало только на маленьком квадрате справа и ему не приходилось вставать и идти чтобы перейти от буквы «Ф» к букве «Х». Оно продолжало читать, но теперь страницы текста и рисунков летели так, что для меня сливались в сплошное мелькание.
Со временем мне стало казаться, что оно мною руководит. Я до сих пор не могу сказать точно, было ли это так на самом деле или просто казалось. Я стал вести себя не так, как раньше. Я делал те вещи, которые были не в моих привычках и которые совершенно не планировал и не собирался делать. Вечерами, засыпая, я пытался восстановить ход событий и – иногда находил те цепочки, которые меня дергали и вели в нужном направлении. К сожалению, после случая с влюбленным Борей я как-то не понал, что те же методы, но усиленные и отточенные, могут быть использованны и по отношению ко мне.
Я подумал: меня никто ничего не заставляет делать, но все же, может быть, я раб, даже не знающий об этом наверняка. Разве могу я сейчас, например, просто встать, взять это животное и вышвырнуть его на улицу? И, если это начало, если оно всего лишь малый детеныш, то что будет потом?
Я встал и вышел на кухню. Оно не спало и ждало меня там.
– Как дела? – спросил я.
– Ложись спать, – сказало оно, – и не волнуйся. Я никогда не сделаю тебе ничего плохого.
И я послушно пошел спать. И я до сих пор не знаю, сделал ли я это по собственной воле.