Живой мертвец
Шрифт:
Валкирин. Скажите, Лизавета Дмитриевна, неужели у вас не осталось никаких бумаг после покойного батюшки?
Лиза. Все, какие были, переданы еще батюшкой Василью Кузьмичу… Но что с тобой сделалось, Вячеслав? Ты расстроен, бледен как смерть?..
Валкирин. Не спрашивайте меня, Лизавета Дмитриевна! Ужас… ужас!.. что у вас было четыреста тысяч, это верно, что они украдены – это еще вернее… Я двинул дело, и готовится следствие, но знаете ли, какое возражение приготовили ваши братья? они утверждают, что у Дмитрия Кузьмича никогда не было дочери!..
Лиза. Как не было, а я?
Валкирин. Это знают: вы,
Лиза. Как! я не дочь моего отца? да что же я такое?
Валкирин. Пока не найдутся доказательства, вы – ничто… вы – самозванка.
Лиза. Боже мой! какой ужас!.. Но как это можно? Пусть спросят!.. Кто не знает, что я дочь моего отца?..
Валкирин. Повторяю вам: все знают; но в бумагах этого нет, а это главное…
Лиза. Что ж делать теперь?..
Валкирин. Времени терять нельзя; я выхлопотал себе отпуск и в нынешнюю же ночь отправляюсь в бывшую деревню вашего батюшки; там, вероятно, я отыщу какие-нибудь следы…
Василий Кузьмич. Да! дожидайся! много отыщешь!..
Лиза. Я не знаю, Вячеслав, как мне благодарить тебя… все меня оставили, все гонят, – один ты…
Валкирин. Вы знаете, какой я жду награды! одного: вашей руки…
Лиза. О! она давно твоя, но не теперь, не в эту минуту… ты сам беден, я не хочу, чтоб ты женился на нищей, да и твой отец никогда на это не согласится… я не хочу быть причиной раздора в вашем семействе, особливо теперь, когда я… страшно вымолвить… даже не дочь моего отца! (Рыдает.)
Валкирин. Скажите только одно слово… я не посмотрю ни на что… вы завтра же будете моею женою.
Лиза. Нет, благородный человек! я не хочу воспользоваться твоим самоотвержением, а ты также не захочешь унизить меня: теперь твое предложение – почти милостыня, в которой я буду упрекать себя; будь доволен тем, что моя рука, моя любовь принадлежат тебе… Бог все устроит – и тогда ничто не помешает нашему счастию.
Василий Кузьмич. Они кидаются друг другу в объятия, оба плачут, бедненькие! Мне даже как будто жаль их; а как помочь? Ах, кабы знал да ведал, оставил бы ей что-нибудь на проживку… А то, вишь, плуты, все себе захватили… Ведь правду сказать, теперь мне на что? Не все ли равно, тем бы или другим досталось?.. Ах! жалко! душу теснит, смотреть на них больше не могу!.. Нет, жутко мне здесь оставаться… скорей вон из города, чтоб только не видать и не слыхать ничего!..
Как будто дышишь здесь привольнее; оно таки скучно одному по большим дорогам таскаться, а все лучше… Ба! кажется, знакомые места… Да! как же! вот и город, в котором я на своем веку славно попировал. Что, там помнят меня или забыли?.. Вот и дом, в котором я жил; посмотрим, что в нем творится… А! вот и мой прежний подчиненный! приятно встретить знакомое лицо! С ним какой-то приезжий, и очень встревожен; послушаем, что они толкуют.
Приезжий. Скажите, неужели действительно ничего не сохранилось из этого драгоценного собрания?
Провинциальный чиновник. Повторяю вам, что Василий Кузьмич приказал все истребить.
Приезжий. Но с какой целью?
Провинциальный чиновник. Да так, для чистоты и порядка. Как теперь помню: сидел он за вистом, призвал меня к себе и говорит: «Что это, батюшка, у вас там много старого хлама? куда его бережете?
Приезжий. Так что же вы сделали?
Провинциальный чиновник. Я должен был исполнить приказание. Какие свитки были, продал в свечные лавки, а вещи в лом.
Приезжий. Как вещи? разве были и вещи?
Провинциальный чиновник. Да, только все старье: платье, бердыши и много-много вещей, которых и назвать не сумеешь… Например, были часы; говорят, им было лет четыреста, только старые такие, глядеть не на что, даже не благоприлично. За одиннадцать рублей с полтиною слесарю продали; все старье, говорю вам…
Приезжий. Боже мой, какая потеря!
Провинциальный чиновник. Я уж и сам жалел, да делать было нечего. Да что это вас так интересует?
Приезжий. Как мне объяснить вам это? В этих бумагах хранился единственный экземпляр одного важного документа для нашей истории; я употребил все мое небольшое имение, чтоб отыскать его; изъездил десятки городов и наконец вполне убедился, что этот документ нигде, как у вас… Теперь все десятилетние мои труды потеряны, важный пропуск останется вечным в нашей истории, и я должен возвратиться ни с чем, без надежды и… без денег… Скажите, у вас была еще старинная живопись на стенах?
Провинциальный чиновник. Живопись? Как же-с! Она стерта по приказанию Василья Кузьмича.
Приезжий. Да что у вас был за варвар Василий Кузьмич?
Провинциальный чиновник. То есть он не то чтоб варвар был; эдаких, знаете, злодейств не делал, а так, крутенек был… вот видите, я расскажу…
Василий Кузьмич. Ну, пошли поминки по мне… дальше, дальше! (Пролетает через город.)
Что это? слышится рыдание… Опять мое имя поминают.
Голос в бедной лачужке. О, чтоб этому Василью Кузьмичу не было ни дна ни покрышки! Такая ли была б я теперь… Ластился тогда, проклятый, ко мне: не беспокойтесь, говорил, матушка, уж я все улажу; поднимете дело – хуже будет; я вам за все отвечаю, все ваше сохранится, все улажу… вот и уладил, окаянный; я сдуру-то ему поверила да срок пропустила, а вот теперь и умирай с голода с пятью сиротами, а ведь, кажется, и богат был и важен! Как эдаких людей земля носит!
Василий Кузьмич. Еще поминки! мимо, мимо!.. Нет покоя! хоть бы залететь в какую-нибудь трущобу!.. А, вот еще город, что это? здесь, кажется, весело, ярмарка… Ахти! опять про меня толкуют: говорят, что все разорились оттого, что складочное место построено не там, где бы должно, что и дорог к нему нет, и товары портятся… Ахти, правда! Да что ж было делать? волочился я тогда за одной вдовушкой, а ей хотелось, чтоб ярмарка против ее дома была; сколько хлопот-то было! чего мне стоило и интриговать, и обманывать, и доказывать, что здесь-то самое лучшее и самое выгодное место… а к чему все это повело?.. Мимо! Мимо!.. А как подумаешь, что это в самом деле за распоряженье такое? Уж если умер, так умер – и концы в воду. А то нет – чем ни пошалил, все так в глаза и лезет, все вопит, все корит… право, странное распоряженье…