Живой товар

Майдуков Сергей

Глава вторая

Алексей Никонов был мужчиной самого обычного сложения и наружности. К сорока его светлые волосы начали редеть, и он завел себе короткую прическу, так что этот недостаток стал незаметен. Жене Алексея, Алле, нравилась такая стрижка. В минуты близости она любила держать руку на затылке мужа, чтобы ощущать ладонью колючесть топорщащихся волосков: это напоминало о том, что ею овладевает сильный, властный мужчина, победитель и завоеватель. Любила она также смотреть, как золотятся волосы на теле Алексея при свете лампы или солнца.

Вообще

внешне он соответствовал ее представлениям о мужской привлекательности. Его лицо было грубоватым, он был сильным и уверенным в себе, умел сдерживать эмоции и не любил болтать попусту. Но с годами эти достоинства сделались чем-то само собой разумеющимся, привычным, данным раз и навсегда, и Алле стало казаться, что на самом деле ей нравятся мужчины галантные, чуткие, порывистые. К тому же ее все больше раздражала профессия Алексея. Он был следователем, работал в полиции, и Алле становилось неловко, когда ее спрашивали об этом.

У всех подруг и знакомых мужья владели какими-то интересными, даже можно сказать романтическими профессиями. Один был архитектором, другой – специалистом по мотивации, третий – художником-импрессионистом, который продавал картины в виртуальных галереях за вполне реальные бабки. Кроме того, они занимались или йогой, или спортом, или домашний интерьер до ума доводили, а свободное время посвящали своей семье, тогда как Алексей Никонов никуда, кроме работы, не ездил, тупо торчал там с раннего утра до позднего вечера (не говоря уже о ночных авралах). Зарплаты же его едва хватало на то, чтобы обеспечивать некую стабильную базу, тогда как деньги на шмотки и развлечения приходилось зарабатывать Алле.

Легко ли одеться самой и одеть семнадцатилетнюю дочь, которой к тому же то айфон, то косметику подавай? Нет. Вот и вертелась Алла как белка в колесе: в Турцию моталась, вещи возила, магазином заведовала, по выходным часть товара на рынок перекидывала. И разве дождешься помощи от мужа, который как проклятый на страже закона стоит! Одним словом, с годами количество претензий к Алексею увеличивалось, а крыть их ему было нечем. В итоге их брак стал трещать по швам. Только Алексей Никонов этого не замечал. На своем следовательском поприще он был дока, а в делах житейских разбирался слабо. И в упор не видел того, что творилось у него под носом.

А творилось нехорошее. Это если с его позиции рассматривать. Алла же млела от счастья и переживала вторую молодость. Все было как в первый раз. И любовь до упаду, и страсть жаркая, и тоска щемящая по любовнику, с которым видеться получалось всего по нескольку дней в месяц, во время полетов в Стамбул. Он турок был, звали его Эрол. Моложе Аллы на пять лет, красивый, обходительный, неутомимый в любви. В настоящее время он сам прилетел из Турции, чтобы уговорить Аллу уехать с ним.

Уехать навсегда.

Эрол пока что собственный бизнес не завел, но стремился к этому, в отличие от тех, кому лишь бы от звонка до звонка штаны на службе просиживать. Его связи со стамбульскими оптовиками, капитал Аллы и мозги обоих должны были вывести их на совершенно новый уровень. Эрол не просто болтал языком и манил несбыточными вещами, а предлагал вполне конкретные дела. Первым пунктом стояла женитьба, потом – съем квартиры и открытие оптового магазина в Таксиме, самом оживленном и денежном районе Стамбула. Но Алла колебалась. Она еще не была готова согласиться окончательно, но и категорически отказать любовнику не находила сил. Особенно после сумасшедших свиданий, наполненных бурными оргазмами и нежными признаниями.

В результате последней – недавней – встречи с Эролом Алла чувствовала себя такой опустошенной, такой легкой, что впору летать на крыльях счастья, а не ходить по грешной земле. По пути домой она пыталась придумать правдоподобную причину столь позднего возвращения, но вдруг это показалось ненужным и унизительным. Кто ей Алексей, чтобы требовать от нее отчета? Она и так отдала ему лучшие годы своей жизни, терпела его тяжелый характер, мирилась с его вечной занятостью, с тем, что его никогда нет дома. Алле осталось всего несколько лет относительной молодости. Вот-вот ей стукнет сорок – и что тогда? Сидеть в одиночестве, наблюдая за своим увяданием в зеркале? Нет уж! От жизни нужно брать все, и брать немедленно, не откладывая на потом, иначе будет поздно.

К превеликому удовольствию Аллы, Алексей задержался на работе еще больше, чем она сама. Бегло поболтав с дочерью, она заперлась в ванной и успела смыть с себя следы грешной страсти до того, как домой явился Алексей. Он был не в духе, посмотрел из-под насупленных бровей и спросил, будут ли они ужинать.

– Я разогрею! – вызвалась Лора.

Она почувствовала напряженность атмосферы и попыталась ее разрядить. Не потому что была такой уж верной союзницей матери, чтобы выгораживать ее. И не потому что была папиной дочкой, которой хотелось поскорее накормить голодного и усталого папочку. Просто ей не нравилось, когда в отношениях родителей что-то не ладилось, и она старалась примирить их, пока дело не зашло слишком далеко.

– Ты отдыхай, Лора, – сказал Никонов дочери и добавил: – Если уроки сделала. Сделала уроки?

– Мы уже два дня не учимся, – объявила дочь с обиженной миной на лице. – Выпускные экзамены скоро. Готовлюсь.

– Вот и готовься. Ужином меня мама накормит. Или у нас в доме что-то изменилось?

«Да», – подумала Алла, но вслух сказала:

– Конечно накормлю. Я и сама проголодалась, как зверь.

– Опять поздно пришла? – спросил Алексей, устраиваясь за столом.

– Товар на комиссию принимала, – пояснила она, ставя кастрюли на плиту.

– И вчера тоже принимала…

– И вчера принимала, – произнесла Алла с вызовом. – А что?

– И тоже раздраженная была, – продолжал Алексей монотонно.

– Устаю я! Ясно? Работы много.

– Поэтому на мне срываешься?

– Никто не срывается…

Алла выставила на стол разогретый ужин и села сама. Есть не хотелось. Мешало присутствие мужа. Слишком близко он сидел. Она слышала, как он жует и глотает. Ей это было неприятно, хотя не так давно, когда она с Эролом перекусывала в гостиничном номере, ее совершенно не раздражало то, как тот чавкает.