Живой товар

Майдуков Сергей

Не донеся вилку до рта, Алла посмотрела на Алексея. Он тоже поднял на нее взгляд. Его челюсти мерно двигались. Неожиданно ей захотелось ударить его. Может быть, даже зубцами вилки. Это он был во всем виноват! Если бы не его черствость и вечная занятость, ей не пришлось бы искать любви на стороне и она не чувствовала бы себя последней блядью.

– Что смотришь? – спросила она.

Не ответив, муж вышел из кухни, вернулся на место и сказал:

– В наушниках сидит. Можно разговаривать спокойно.

– О чем разговаривать? – Алла резко отодвинула тарелку.

– Разве

не о чем? – спросил Алексей.

Его лицо ничего не выражало. Оно было как каменное. И снова ей захотелось ударить его. Но одновременно с этим ей захотелось разрыдаться у него на плече. Так больше не могло продолжаться. Алла понимала это. Она знала, что долго не выдержит.

Она встала и занялась посудой, не дожидаясь, пока муж закончит ужинать. Он стал рядом и тихо спросил:

– Что с тобой, Алла?

– Ничего, – раздраженно ответила она и добавила: – Надоело все.

– Что именно? – допытывался он.

– Все, – отрезала она.

– Я? Дочка? Жизнь? Неужели все?

– Отстань, – попросила она. – Не обращай внимания. Устала я. Пройдет.

– Хочешь, съездим куда-нибудь? – предложил Алексей.

– Куда? – пожелала уточнить Алла.

– Не знаю.

– Не знаешь… Как всегда.

Она швырнула тарелку в раковину и вышла из кухни.

– Какая муха тебя укусила? – спросил Алексей час спустя, когда они выключили свет и улеглись.

– Проехали, – сказала Алла, – спи.

Он помедлил и положил руку ей на грудь. Соску было больно.

– Не надо, – попросила она. – Я не в настроении.

– Ты в последнее время всегда не в настроении.

– Значит, так и есть.

Алексей взялся за другую грудь. Она отбросила его руку. Ей была невыносима мысль о том, что другой мужчина будет трогать ее там, где трогал Эрол. Это было неправильно, это было стыдно. Все было неправильно и стыдно.

– Я сплю, – объявила Алла и отвернулась.

Он оставил ее в покое, но она слышала, чувствовала, муж не спит и смотрит ей в спину. Она в очередной раз сказала себе, что так больше продолжаться не может. У других женщин получалось, а у нее – нет. Алла не могла делить себя между двумя мужчинами. Тем более между любимым и опостылевшим, надоевшим хуже горькой редьки мужем. Она поняла, что уедет, хотя мысленно допускала иной вариант. Прежняя жизнь кончилась. Алла вышла из нее и не сумела вернуться обратно, как не способна змея забраться в сброшенную кожу.

Глава третья

Завтракали Никоновы, как обычно, порознь. У каждого был свой график. Лора, которой больше не нужно было посещать школу, вообще спала допоздна, чтобы встать после ухода родителей и ощутить себя свободной. Рабочий день Аллы начинался на час позже, чем у мужа, да и вообще она могла не спешить в магазин, поскольку там имелся продавец. Поэтому первым сел за стол Никонов, насыпал в тарелку хлопьев, залил молоком, добавил изюма с орешками и принялся мешать ложкой.

Настроение было никудышное. Никонов чувствовал, что их брак дал трещину, которая расширяется и углубляется с каждым днем. Он не знал, как справиться с этой напастью. Алла становилась неуправляемой, непредсказуемой и невыносимой. Ладить с ней не получалось. Она как будто нарочно ломала все, что составляло основу их союза. Никонов не понимал причины. Может быть, у нее появился другой?

Предположение окончательно отравило не только настроение, но и пищу. От мысли об изменах жены молоко показалось прокисшим. Никонов отправил содержимое тарелки в унитаз и принялся расхаживать по квартире, делая вид, будто собирается, а на самом деле ища повод серьезно поговорить с женой. Она не обращала на него внимания, неспешно и тщательно красилась перед зеркалом в спальне.

– Трусы новые, – отметил он, окинув ее взглядом.

– Ты предпочел бы, чтобы я в старых ходила? – спросила Алла, тараща глаз, чтобы было удобнее наводить контур.

– Завтра пятница, – сказал Никонов. – Махнем куда-нибудь?

Она отложила косметический карандаш и, оторвавшись от зеркала, посмотрела на мужа.

– С чего вдруг?

– Есть путевки выходного дня, я слышал. Попросим Лору поискать в Интернете.

– Я спрашиваю, почему ты вдруг куда-то собрался?

– Подумал, что тебе, наверное, скучно.

– Нет, – отрезала Алла. – Мне не скучно.

– Все ездят, – сказал Никонов, не придумав ничего лучше.

– Мы давно никуда не ездим вместе. – Она взяла карандаш и снова повернулась к зеркалу. – Не будем ломать традицию.

Он вышел, опять походил по квартире и вернулся. Алла, одевавшаяся возле шкафа, отступила за дверцу.

– Долго ты будешь крутиться? – спросила она с досадой. – На работу не опоздаешь?

– Работа подождет, – сказал Никонов. – Ты вот что, Алла…

Так и не закончив мысль, он подошел и попытался обнять ее. Она выставила локти, присела и выскользнула из его объятий, как рыба.

– С ума сошел? Дочка, наверное, проснулась. Что на тебя нашло?

– Соскучился, – сказал он.

– Неделями не вспоминает, а тут вдруг соскучился! Ненормально как-то.

Никонову и самому не нравилось собственное поведение. Развернувшись на пятках, он вышел и отправился на работу. По пути, а потом и в кабинете все его мысли крутились вокруг Аллы, постоянно возвращаясь к ее непривычной холодности, граничащей с брезгливостью. Прежде за ней никогда не водилось такого. Между ними случались и размолвки, и настоящие затяжные ссоры, но тогда проявлялись другие чувства. Гнев. Обида. Желание досадить. Теперь Аллу было не узнать.

«Да пошла она!» – сказал себе Никонов в десятый или двадцатый раз… и в десятый или двадцатый раз подумал: «Нет, не пошла! Никуда ее не отпущу. Она моя. Я без нее не могу. Я к ней привык. Или как это называется? Люблю ее, вот. Да, люблю. Нужна она мне».

Разумеется, при таком внутреннем раздрае работа не ладилась. Все, за что бы ни брался Никонов в тот день, шло сикось-накось. А тут еще его дернул к себе начальник следственного отдела, пожелал знать, как продвигается дело гражданки Саввич, пропавшей без вести полторы недели назад.