Живущие дважды
Шрифт:
Оскар молча тянул пиво.
— Вы знаете, зачем я пришёл, Оскар, — грубо, гораздо грубее, чем он этого хотел, сказал Стив.
— Знаю, — очень спокойно ответил Оскар. — Ты пришёл спросить меня, что было в той ампуле, которую я тебе дал.
Оскар вопросительно посмотрел на Стива и усмехнулся. То ли усмешка Оскара, то ли предложенное Оскаром пиво, которое выпил одним залпом, окончательно вывели Стива из себя. Он громко стукнул бокалом по столу.
— Должен тебя огорчить, — сказал Оскар. — В ампуле было лишь то, что я тебе давал: добротный сердечный стимулятор.
— А чем докажете? — ещё грубее спросил Стив.
— Я ждал и этого вопроса. Мне нечем тебе это доказать, поскольку у меня была лишь одна ампула. И я отдал её тебе. Если бы их было две, доказать ничего не стоило… Ты принимал ещё что-нибудь?
— Лжёте, Оскар. — Стив стиснул зубы. Он никогда бы в жизни не подумал, что может сказать такие слова своему кумиру, чей портрет долгие годы заменял ему распятие…
Оскар вздохнул.
— Я знал, что ты скажешь это. Я знаю всё, что ты скажешь и потом. Просто я думал, что ты сильный парень и тебе надо помочь. А ты тряпка, обыкновенная честная тряпка, которая, столкнувшись с первой же трудностью, распустила нюни. Впрочем, мне плевать, что ты собираешься сделать. Ты можешь поднять шум. Но никто не поверит ни одному твоему слову. Это выглядит слишком неправдоподобным — Оскар Гартнер, двукратный чемпион миря, один из лучших и честнейших гонщиков планеты, дал ампулу конкуренту своих мальчиков! Мало кто поверит, что я вообще тебе дал ампулу. А тем более дал со злым умыслом. Но я понимаю тебя. Я знаю сам, что такое первая золотая медаль чемпиона мира…
— Вы лжёте, вы всё лжёте, — зло повторил Стив, словно в признании Оскара заключалось его спасение и признание Оскара что-либо могло теперь изменить…
— Перестань орать или катись к чёртовой матери, — тихо, с налитыми кровью глазами, свистящим шёпотом произнёс Оскар. Но потом взял себя в руки.
— Я видел больше тебя. И видел не такое. При мне вводили этот проклятый допинговый контроль. Ты ещё бегал пешком под стол, когда я, чемпион мира, выступал один против оголтелой своры дельцов от медицины, заставлявших нас, будто скотов, мочиться у всех на виду в тесной комнатёнке. Меня никто не поддержал. Газеты подняли вой, что Оскар Гартнер боится честной борьбы, и тогда я им ответил, что они могут проверять меня днём и ночью, даже на ходу, во время гонки. Когда весь «поезд» будет висеть, подобно баранам, в пяти минутах сзади, они ничего не найдут у Гартнера…
Оскар поднял к потолку два пальца, и через мгновение бармен поставил перед ними два свежих, пышущих пеной бокала со светлым пивом.
Стив отодвинул свой бокал. И руки, не занятые делом, оказались такими лишними, такими чужими, что он поспешил упрятать их под стол. Стив сидел, навалившись грудью на жёсткое ребро стола, и смотрел на Оскара. Он не видел Оскара. Он только слышал его голос, будто звучавший издалека. А видел он маленькую грязную комнату, заставленную большими стеклянными банками, и себя, явившегося на контрольный допинговый пункт…
— Я не из тех околоспортивных жучков, которые любыми средствами хотят пробраться к большим деньгам. Я шёл к ним сквозь собственные кровь и пот. Я никогда не закладывал своё имя за пять франков, за один франк, лишь бы сорвать куш. Весь мир знает, какой ценой я заплатил за своё имя. Оскар Гартнер — это не продаётся. Понял, ты, щенок?! Если ты не понял сейчас и тебе удастся выпутаться из этой грязной истории и стать большим гонщиком, во что я теперь верю гораздо меньше, и у тебя будет хоть вполовину столь же славное имя, как Оскар Гартнер, ты меня поймёшь. Так вот, слушай — я даю тебе слово Оскара Гартнера, что это была добрая ампула. Всё. А теперь проваливай отсюда и ищи подонка где-нибудь в другом месте…
Стив поднялся. Не то чтобы он поверил Гартнеру — он слышал и не такие истории, когда дело касалось денег! А что дело касается больших денег, он ощутил это в первые полчаса после победного финиша.
Сейчас Стив просто понял, что не добьётся от Гартнера признания. По сути дела, оно ему не могло помочь. Стиву вдруг стало мучительно стыдно, словно его уличали не только в допинговом обмане, но ещё и в большей подлости — в подлости подозревать другого человека…
Стив уже сделал первый шаг от стола, когда за спиной вновь раздался спокойный голос Гартнера.
— Постой…
Стив обернулся и увидел за столом другого Гартнера. Он словно не пил. И словно не он говорил с ним минуту назад так зло и, в конечном счёте, справедливо. Гартнер кивнул головой на стул.
— Садись… Будем вместе ждать результата контрольной проверки…
Стив покорно сел.
— Это бессмысленно. Я принимал ещё две ампулы…
— Где ты их взял?
— Одну дал Гривс…
Лёгкая тень недовольства пробежала по лицу Гартнера.
— Исключено. Кто дал третью?
— Третью я купил несколько недель назад у одного бирмингамского аптекаря. Он клялся, что это первоклассное итальянское средство…
— Можешь отнести свою золотую медаль комиссару гонки. Она липовая, — чеканя каждое слово, металлическим голосом произнёс Гартнер.
Стив молча полез в задний карман тренировочного костюма и достал медаль со смятой лентой. Он постарался как можно аккуратнее положить её перед Оскаром, но она громко, слишком громко ударилась о твёрдое дерево. Стиву почудилось, что весь бар обернулся на этот стук. Но странное дело — мнение других людей его уже не волновало. На душе стало не только пусто, но и легко. Он посмотрел на Оскара извиняющимся взглядом и попытался улыбнуться. Оскар улыбнулся в ответ.
— Вот так-то лучше, Стив. Не унывай. Твоя настоящая медаль ещё впереди. А теперь слушай меня внимательно. Ты не принимал никаких допингов. Понял? Ты не знаешь, откуда взялись бензадроловые. Понял? Ты выступал честно. Конечно, отрицая всё, ты не вернёшь себе титул чемпиона мира и золотой кружок. Но тебя не дисквалифицируют пожизненно. Понял?
По мере того как говорил Оскар, Стив всё более решительно кивал головой.
— Ты не избежишь наказания. На первый случай это обойдётся тебе в три месяца тюрьмы или пятьсот фунтов стерлингов штрафа. В тюрьму ты не пойдёшь, поскольку поломаешь себе целый сезон. Ты заплатишь пятьсот фунтов… Да, я знаю, что их у тебя нет… Ты возьмёшь их у меня… Отдашь, когда получишь деньги по первому контракту или когда вообще захочешь отдать. Понял?
— Да, Оскар, — тихо сказал Стив. — И простите меня… И спасибо. Но прошу вас, отнесите сами мою медаль комиссару. Мне трудно это сделать. По крайней мере, сегодня…
— Хорошо, я отнесу. Но «поезд» ещё не ушёл. И до финиша есть время…
Оскар допил своё пиво и принялся за бокал Стива, который впервые открыто огляделся вокруг.
Комиссар сидел у стойки на высоком табурете и смотрел то на свои часы, то на бесконечный ряд цветных бутылок, выстроенных вдоль задней стенки бара. Стив взглянул на сидевших за соседним столиком. Незнакомый парень ободряюще подмигнул. Второй махнул рукой, — дескать, чёрт с ним, всё ещё исправится. Третий, старик, показал большой палец, и губы его прошептали — Стив будто слышал слова: «Отлично, парень!».