Живущие в нас (сборник)
Шрифт:
…Без двадцати десять. Не успеваю… – водитель наклонился, в сотый раз упрямо подсовывая коврик под заднее колесо и в сотый раз зная, что он вылетит оттуда, как сказочный ковер-самолет. Возникло предчувствие чего-то ужасного, причем, как именно это ужасное проявит себя, пока неизвестно, но проявит обязательно. Окинул взглядом узор окон, становившийся все более замысловатым; снова нажал на газ, заполняя гулким эхом мертвое пространство, и вдруг увидел, как штора в окне первого этажа сдвинулась, и показалась голова мужчины, который покрутил пальцем у виска, потом постучал по
– Чего надо? – ответил на звонок недовольный голос.
– Если я вам так надоел, может, толкнете?
– Я тебе чо, нанялся? Смотреть надо, куда едешь!
– Так ведь клиент всегда прав, – водитель развел руками, хотя никто не видел его жеста.
– Вот, пусть клиент тебя и толкает!
– Боюсь, он не в состоянии. Хотите – проверьте; шестьдесят восьмая квартира.
– Влад, что ли? – голос смягчился, – ладно. Слав! Оденься! Козла одного толкнуть надо!
Ждать пришлось достаточно долго, пока, похожие друг на друга, отец и сын – оба маленькие и коренастые, одетые в одинаковые куртки, появились на пороге.
– Как он достал!.. – старший захлопнул дверь квартиры.
– Охотник за привидениями… – засмеялся младший. Выглядел он лет на пятнадцать, но от отца уже успел получить не только внешность, но и перенять интонации голоса.
Они дружно уперлись в багажник, и машина пошла.
– Спасибо, мужики, – кивнул водитель.
– Да ладно, бывает, – закончив дело, старший подобрел, – посмотрел бы, что тут летом делается!.. Полный двор идиотов, желающих пообщаться с покойниками, а этот алкаш… мне, говорит, двести грамм, и вхожу в контакт. И несут ведь, а он только глыкать успевает.
Водитель взглянул на часы и вздохнул, потому что людей на улице не убавилось, но это были уже чужие клиенты. Попрощавшись со «спасителями», он нехотя поехал к дому.
Загонять машину в гараж он не стал, надеясь, что угонщики тоже предпочитают тепло и комфорт; взбежав на пятый этаж, торопливо повернул ключ и замер в темном коридоре.
– Надь, это я!
Никто не ответил, и водитель пошел по квартире, включая свет, пока не добрался до спальни. На разобранной постели, свесив босые ноги, сидела женщина. Ее бессмысленный взгляд был устремлен в зеркало, стоявшее напротив; потом, прочертив по стене прямую линию, замер на вошедшем муже.
– Надюш, – водитель облегченно вздохнул, – представляешь, засел и больше часа выбирался. Дороги наши…
– Как ее зовут? – спросила женщина без малейших эмоций.
– Никак ее не зовут!!..
– У нее нет имени или ее зовут просто моя киска, моя рыбка, да? – губы женщины скривились в усмешке, – не ври мне.
– Я не вру! Я зарабатываю деньги, чтоб содержать и тебя, и твоего врача, между прочим!..
– Мы ж договорились, что работаешь ты до десяти. Если в десять тебя нет, значит, тебе наплевать на меня. А если тебе наплевать на меня, значит, у тебя есть другая. Вот, я и спрашиваю, как ее зовут?
– Чертова женская логика! – водитель бессильно покачал головой, – а ты не допускаешь, что я все-таки на машине? Это дорога!.. Я могу сломаться! Могу попасть в аварию!..
– Лучше б ты попал в аварию.
– Ах, так!.. – водитель решил, что больше сегодня говорить им не о чем. Вернее, он-то мог
– Сегодня быстро ретировался, – сообщила она своему отражению, – до завтрашнего утра он не будет нам мешать. Можно я продолжу? – она вытащила из-под подушки тетрадь, которую успела спрятать при появлении мужа. Отражение не ответило, да женщине и не требовалось ничье согласие – она строго исполняла свой план.
Выйдя на кухню, водитель открыл холодильник. Произошедшая только что сцена являлась самой обычной, повторявшейся практически ежедневно, и поэтому не могла поломать привычного распорядка. Мельком взглянув на пустые полки, он сразу открыл морозильник, где держал запас полуфабрикатов; поставил на плиту кастрюльку и извлек из-за помойного ведра бутылку. Если б жена нашла заначку, то объявила б его еще и алкоголиком, но он знал, что на кухне ее давно уже ничего не интересовало. Наполнив рюмку, залпом выпил. Похоже, на месте водки оказалась концентрированная усталость – его стало тут же клонить в сон, тело сделалось вялым, и он даже пожалел, что затеял возню с ужином. Взглянул на важно раздувшиеся пельмени, толкавшие друг друга в попытках пробиться наверх. …Еще немного, и они передерутся… Спрятал водку и безо всякого аппетита принялся за еду. Потом вымыл тарелку, смахнул со стола капельки воды…
Он точно не помнил, когда его постель перекочевала в гостиную, но теперь находил это новшество весьма удобным. Как он раньше не догадался, что гораздо лучше отдыхать, раскинувшись на широком диване, чем постоянно чувствовать на своей руке чью-то голову, сопящую в самое ухо, и бояться пошевелиться, чтоб не потревожить… кого не потревожить? Кто она мне есть-то?.. – выключив свет, он забрался под одеяло, – жену? Так мы не живем с самой осени. Может, я давно уже стал импотентом. Говорят, в таком возрасте, если не заниматься сексом, потребность отмирает сама собой. Я уж и не представляю ее голой, – сладко зевнул, – вот, Вику представляю… пока еще…
Мысли окутались туманом, и утром он о них даже не вспомнил, проснувшись с единственной, совершенно четкой целью – купить резину и наконец-то переобуть свою «старушку», потому что так, как он ездил вчера, ездить просто невозможно.
Прислушался. На кухне звякнула чашка – значит, можно было идти в ванную. Согласно выработавшегося графика, они сталкивались лишь в одном месте: он – по дороге на кухню, а она, как теперь говорила, в «свою спальню».
– Доброе утро. Как спалось?
– Спасибо, хорошо. Ты сегодня опять к ней?
– Да, – водитель кивнул, – к ней. Надо резину поменять. Потом заеду пообедать…
– Понятно, – Надя кивнула, – теперь ты уходишь с утра. Какая ж она у тебя ненасытная!..
Водитель молча пошел дальше, даже не задумавшись, хочется ему изменить ситуацию или они оба закономерно пришли к идеальной схеме отношений?..
Снег повалил еще когда водитель грузил на заднее сиденье новенькие покрышки – снег густой, разлетавшийся, будто пух из разорванной наволочки; видимость сделалась нулевой, и город застыл в пробках. Причем, «застыл», и в прямом, и в переносном смысле, потому что мороз тоже не собирался сдаваться.