Живущие в ночи. Чрезвычайное положение
Шрифт:
Чтобы как-нибудь убить время, капитан Стиккелунд заполнял вахтенный журнал. Утро в порту всегда нагоняет скуку — особенно в этом порту, где у него не было друзей и где он даже не хотел их заводить; поэтому он спешил обернуться с делами. Вчера кончили разгрузку корабля. Сегодня утром погрузят уголь, запасы продовольствия и воды, а также немного фруктов и сахара, после чего корабль выйдет из порта и возьмет курс на Суэцкий канал. Так что до захода солнца они уже покинут этот вонючий порт, где даже воды океана замутнены мерзкой грязью.
В дверь каюты
— Наш главный фрахтователь, сэр, — доложил он.
— Уже на борту?
— Только что подъехал на машине.
— Но ведь, кажется, все в порядке. Он был в прекрасном настроении, когда я ужинал с ним вчера вечером… Ну ладно…
Схватив фуражку, капитан поспешил навстречу Старику Нанде. Он знал (то же самое говорили и его хозяева), что, если бы не перевозка грузов Нанды, судам компании, курсирующим по маршруту Азия — Африка — Европа, не удалось бы конкурировать с новыми быстроходными дизельными судами. И поскольку этот маршрут был важен для него лично, как ничто другое, он поддерживал знакомство со Стариком Нандой — сперва только в интересах дела, но затем и потому, что каким-то непостижимым образом проникся симпатией к этому человеку, хотя и не питал ничего, кроме презрения, к его жизненным правилам.
Они встретились на верхней площадке трапа.
— Мистер Нанда?.. Надеюсь, все в порядке? — Капитан был обеспокоен видом индийца.
— Я хочу поговорить с вами, капитан. Хочу попросить вас об одолжении. О личном одолжении.
«О боже! — подумал капитан. — Этого надо было ожидать. И почему ты решил, что он чем-то отличается от других?»
Старик Нанда почувствовал внутреннюю скованность в капитане. Тревога его возросла.
— Да, конечно, — отчужденно-холодным тоном отчеканил Стиккелунд, повернулся и повел гостя в свою каюту. Он был сильно удручен. Ведь от этого человека он ждал многого. Когда общаешься с людьми — пусть мимоходом, — у тебя всегда появляются надежды — это, как видно, естественно и неизбежно.
Старик Нанда следовал за капитаном с таким ощущением, будто попался в ловушку, из которой ему уже не вырваться. Он осознал со всей ясностью, что он всецело во власти этого белого человека. Внезапно у него заколотилось сердце, «У меня будет сердечный приступ, и я свалюсь замертво… Может быть, повернуться и пойти к своей машине? Он еще ничего не знает. Повернуться и пойти… А что потом? Ждать, пока они явятся в твой особняк и заберут африканца, заберут доктора, заберут Джо, заберут тебя самого и все, что удалось тебе скопить благодаря твоей изворотливости и ловкости?»
Стиккелунд распахнул дверь каюты и пригласил Старика Нанду войти. Затем он захлопнул дверь и подошел к открытому иллюминатору. Его звали запахи портов всего мира, и ему уже хотелось быть в открытом море, чтобы не видеть и не слышать этих людей, погрязших в своих мелких хитростях.
Внезапно у Старика Нанды подкосились ноги, и он рухнул на стул возле двери. Капитан обернулся и посмотрел ему прямо в лицо, с безразличным видом ожидая, когда тот заговорит.
Старик Нанда дважды раскрыл рот, но не смог выдавить ни звука. А капитан никак не хотел прийти ему на помощь. На висках у Нанды выступили крупные капли пота. Он помахал правой рукой: жест, означавший, что он не прочь выпить. Капитан вспомнил, что старик любит бренди.
— Бренди?
Нанда кивнул. Отвращение, которое чувствовал Стиккелунд, походило на неприятный вкус во рту. Он подошел к небольшому бару, достал одну из трех бутылок, которые преподнес ему накануне Старик, и налил в бокалы крепкого бренди.
Индиец сделал долгий глоток, скорчил гримасу, затем откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Чуть погодя он открыл глаза — и лишь досада помешала капитану увидеть в них отчаяние. Величайшим усилием Старик Нанда поднялся на ноги и подошел к капитану. Только тогда Стиккелунд заметил, что его трясет как в лихорадке.
— Двое молодых людей скрываются от правительства… двое молодых людей… Помогите мне, пожалуйста… Я заплачу столько… сколько пожелаете…
«Совсем не то, что я думал, совсем не то, чего опасался», — сказал себе капитан. С его плеч как будто свалилось тяжкое бремя. Лед в душе растаял, и теперь он увидел и почувствовал отчаяние индийца. Капитан подошел к койке и сел.
— Я не уверен, что смогу вам помочь, мистер Нанда. Командир судна несет большую ответственность. Разумеется, он не должен нарушать местных законов… Что они сделали, эти парни?
— Я целиком в вашей власти, капитан.
— Мне не нравится ваше правительство, мистер Нанда, — спокойно продолжал капитан. — Я ему ничем не обязан и, конечно, не стану исполнять функции его осведомителя. Но пока я здесь, я должен соблюдать законы.
Старик Нанда все еще колебался. Но в этом колебании блеснул первый луч надежды: он только подыскивал точные слова.
— Вы знаете, капитан, что сейчас в нашей стране происходят массовые облавы. Так вот…
Старик был сильно взбудоражен, и Джо пришлось долго его успокаивать, прежде чем он смог говорить связно. Но когда Джо выслушал его рассказ, он сам долго не мог успокоиться и тоже потерял дар связной речи.
— Он сказал, Джо… он сказал, Джо, — повторял старик, — что каждый человек должен помогать другим людям.
— Вы уже говорили это, отец… Боже! Какому риску вы подвергались!
— Другого выхода не было, Джо.
— Но все кончилось так удачно. Так удачно.
— Я предлагал ему деньги, по о «не захотел их взять, Джо.
— Когда отплывает пароход?
— Он сказал, что сегодня вечером, как можно раньше. Он сказал, что они постараются управиться со всеми делами к четырем — к этому времени мы и должны доставить наших людей на борт. Они не могут ждать.
— Вы ведь часто бываете в порту, — задумчиво произнес Джо. — Охранники каждый раз обыскивают вашу машину?
— Не только мою, но и все другие машины.
— Но они никогда не требуют, чтобы вы предъявили пропуск или какое-нибудь официальное разрешение?
— Я езжу туда не то двадцать, не то тридцать лет, Джо. Они привыкли ко мне, я для них все равно что свой. И потом, я все время преподношу им подарки.
— А как они осматривают автомобиль, отец?
— Открывают дверцы и багажник и заглядывают под самый низ.