Жизель (сборник)
Шрифт:
Жюль тоже сделал свои скромные выводы. Очевидно, клиент — американец, конечно же, из Нью-Йорка, потому что в Англии считается, что все американцы приехали из Нью-Йорка, кроме тех немногих, что занимаются кинобизнесом. Жюль также понял, что разговор не завязывается. Он сделал вторую попытку:
— Произошла ошибка, мсье. Этот столик заказан.
— Не сомневаюсь. Я заказал его вчера по телефону.
— Ошибка как раз в этом. Мадемуазель и мсье не возражают пересесть? У нас есть неплохие столики…
— Мне кажется, я имею право сидеть за тем, который я заказал.
— Это было неправильно, мсье. Я хочу сказать,
Джин наклонилась, вперив взгляд в озабоченное лицо Жюля.
— Каждый год 28 мая? — переспросила она.
— Да, мадемуазель. С половины девятого. Так заведено.
— Что ж, в этом году… — начал было Элиот, но девушка прервала его:
— Как романтично, правда?
— Мадемуазель догадалась. Дела сердечные… — с легким вздохом согласился Жюль.
— Я здесь тоже по сердечному делу, — резко заметил Элиот.
Взгляд Жюля оценивающе скользнул по девушке, и на какую-то долю секунды восхищение вытеснило тревогу с его лица.
— Это, — сказал метрдотель, — очень легко понять и, более того, вас можно от души поздравить, но… — он умышленно отвернулся от покрасневшей Джин, — но совершенно очевидно, что мсье не мог иметь одно и то же сердечное увлечение больше тридцати лет.
— Допустим, — согласился Элиот, — неужели вы хотите сказать?…
— Это правда, мсье. Каждое 28 мая, вот уже более тридцати лет.
Джин пододвинула к себе свою вышитую бисером сумочку.
— Думаю, Элиот, перед лицом таких фактов нельзя ему отказать.
Элиот кивнул головой и поднялся. Жюль просиял от радости.
— Мсье очень добр, а мадемуазель… она понимает сердечные дела!
Он проводил их за следующий столик и проследил, чтобы они хорошо разместились.
— Поверьте, мне очень неудобно, мсье. Если бы я был на месте, когда вы делали заказ, ошибки бы не произошло.
— В качестве компенсации вы можете рассказать нам об этих Дарби и Джоан, — предложил Элиот. — Годовщина свадьбы?
— О нет, мсье. — Жюль наклонился ниже. — Видите ли, это лорд Солби и миссис Блэйн.
Судя по его тону, имена должны были говорить сами за себя, однако Элиот только покачал головой:
— Это ничего мне не говорит, правда, я из Чикаго.
Жюль проявил себя большим англичанином, чем следовало ожидать по его акценту.
— Никогда бы не догадался, мсье, — произнес он сочувственно. — Здесь у нас это знаменитая история, очень романтичная, очень печальная. Миссис Блэйн в девичестве была Лили Морвин.
— Понятия не… — начал было Элиот и вдруг вспомнил. — Хотя нет, подождите. Что-то мой отец рассказывал… Он был здесь во время войны, другой войны… Она, кажется, тогда выступала в водевиле?
Жюль наклонил голову.
— Любой старик с удовольствием вспомнит, какой она была в те дни, мсье. Все молодые люди сходили по ней с ума.
— Я тоже о ней слышала, — вступила в разговор Джин, -»Город провозглашает тост!», шампанское из туфелек и все такое.
— Так оно и было, мадемуазель, хотя шампанское из туфелек в 1918 году считалось уже немножко старомодным. Но вечеринки действительно устраивались. Все офицеры в увольнении приходили послушать пение Лили Морвин в «Колизей», и каждый вечер там проходили концерты, во время которых она заставляла их забыть о предстоящем возвращении во Францию. Все они боготворили ее — но ничего больше, вы меня понимаете. Они любили ее, потому что она на некоторое время помогала им чувствовать себя счастливыми. А когда приходила пора возвращаться к себе, они брали открытки, которые она им подписывала, и прикалывали на стенах своих блиндажей, и там продолжали любить ее; и это светлое чувство не приносило им никаких огорчений. Всем, кроме двух. Двумя наиболее серьезными поклонниками были лорд Солби — тогда еще капитан — и капитан Чарльз Блэйн.
Помолчав, Жюль продолжил:
— Лили сверкала звездой первой величины, поэтому вся ее личная жизнь была на виду. Все знали об этих двух молодых людях. Они были соперниками, а служили в одном полку. Стоило увидеть рядом с ней одного, и тут же шла молва, что избранник — он; стоило появиться другому, и общественное мнение склонялось в противоположную сторону. Те, кто помоложе, уверяли, что капитан Блэйн — жизнерадостный парень приятной наружности; старшие говорили, что у капитана Солби гораздо больше денег и титул. Для мисс Морвин ситуация была не из легких. Капитан Солби привел ее сюда в «Д'Авиньон» 28 мая 1918 года. Это был последний свободный вечер капитана — и он сделал ей предложение. Лили ответила, что не может это принять — она тайно обвенчалась два месяца назад и в настоящее время является миссис Блэйн…
Гастон, который обслуживал их, рассказывал мне, что лорд Солби выглядел совершенно ошарашенно. Он даже забыл оплатить свой счет, пришлось выслать ему по почте; Это было так печально!
Лорд Солби вернулся во Францию. Поговаривали, будто ему было абсолютно все равно — убьют его или нет. Д капитан Блэйн погиб несколькими месяцами позже.
28 мая следующего года война уже была окончена, и лорд Солби снова привел сюда миссис Блэйн. Весь вечер он умолял ее, но она только качала головой. Они уходили последними. Гастон сказал, что лорд Солби выглядел в этот раз еще хуже, чем в предыдущий — наверное, потому что смерть капитана Блэйна вселила в него новые надежды.
К тому времени лорду Солби было 24 года, и все дамы, имевшие дочерей брачного возраста, очень им восхищались. Но его не интересовали их дочери. Он не участвовал в общественной жизни. Вскоре ни для кого уже не было секретом, что его интересовала только миссис Блэйн; известно было и то, что она верна памяти своего мужа. Даже спустя столько времени дом ее наполняли фотографии и подарки капитана Блэйна.
Лорд Солби стал важным человеком в крупных компаниях, он заседает в палате лордов. Но он так и не женился. Каждый год 28 мая он приводит сюда миссис Блэйн, и сцена объяснения повторяется вновь и вновь. Она хранит верность памяти молодого мужа, который погиб во Франции много лет назад. Теперь вы сами видите, какая это романтическая и печальная история.
— Это ужасно — так беззаветно любить! — пробормотала Джин.
— Для кого ужасно? — поинтересовался Элиот.
Девушка взглянула на него с прохладцей.
— Для обоих, — сухо ответила она, затем вновь обратилась к Жюлю: — Неужели все так безнадежно? Неужели они никогда не поженятся?!
Метрдотель пожал плечами:
— Женщина обычно любит менять свои решения, но когда она говорит «нет» больше тридцати лет подряд… — внезапно он оборвал себя на полуслове. — Мадемуазель, мсье, прошу прощения.