Жизнь Александры Ивановны
Шрифт:
– - Графиня, я не смела…-- начала Александра Ивановна…
– - Виновата, матушка, ваше сиятельство… совсем запамятовала… ох, старость не радость! Только сегодня вспомнила…-- перебила старуха, делая глазами знаки Александре Ивановне.
– - Жаль, я ждала, ждала; наконец сердце мое не утерпело…
– - Как вы добры, графиня!
– - Но вот мы, слава богу, вместе. Расскажи-ка мне, друг мой, как вы жили здесь…
– - Ах, графиня,-- начала Александра Ивановна с глубоким вздохом.
Но Анна Тарасьевна опять перебила ее, сделав тот же выразительный знак глазами…
– - Уж как жили,-- заговорила
– - Жалко, но что делать, честная бедность все-таки лучше богатого бесчестья,-- сказала графиня.
Александра Ивановна хотела что-то сказать.
– - Молчи!
– - шепнула ей Анна Тарасьевна, делая опять прежнюю гримасу глазами.-- Уж так ли бились, только на бога и надеялись,-- продолжала старуха, обращаясь к графине,-- да на вашу честь…
– - Бедная Александрита! Ты много терпела, но наконец ты будешь награждена… Муж мой умер, детей у меня нет, родственников близких тоже; я уже сама стою одной ногой в гробу… ты не будешь жаловаться… я должна позаботиться о судьбе твоей…
Анна Тарасьевна с жадностию вслушивалась в слова графини. Александра Ивановна была в страшном беспокойстве. Несколько раз она хотела говорить, но то повелительный взгляд мачехи удерживал ее, то голос невольно замирал на ее устах от внутреннего волнения.
– - Покуда я жива,-- продолжала графиня, обращаясь к Александре Ивановне,-- ты будешь жить в моем доме, вместе со мною…
– - Графиня,-- воскликнула Александра Ивановна решительно,-- я…
– - Наконец господь сжалился над нами!
– - перебила Анна Тарасьевна, стараясь заглушить голос падчерицы.
– - А когда богу угодно будет,-- продолжала графиня,-- призвать меня на суд свой, что, вероятно, случится скоро, тогда я даю обещание оставить тебе, милая Александрина, всё мое имение…
– - О, как вы добры, матушка графиня; вы просто праведница: наградит вас бог по заслугам…
– - Вот, друг мой, что я давно хотела тебе сказать, зачем я тебя искала… Надеюсь, ты простишь мне, что восемь лет я принуждена была оставить тебя на произвол судьбы.
Александра Ивановна молчала. Страшная буря происходила в душе ее.
– - Что ж ты не благодаришь ее сиятельство, чего ты испугалась?
– - шептала ей торжествующая Анна Тарасьевна.
Но Александра Ивановна совсем не об том думала. Долго в чертах ее заметна была нерешительность, смешанная с совершенным отчаянием; наконец она решилась; черты ее приняли величественную твердость: лицо просияло.
– - Графиня,-- воскликнула она, падая перед нею на колена,-- выслушайте меня… Я недостойна вас, недостойна ваших милостей. Вы ужаснетесь, если я скажу вам, кого за несколько минут сжимали вы в своих объятиях…
– - Что ты, с ума сошла!
– - прошептала ей старуха, но на сей раз старания ее удержать падчерицу были тщетны.
– - Не мешайте мне; дайте мне произнести собственный приговор свой,-- продолжала Александра Ивановна твердо и решительно.-- Графиня, обратите свои милости на другую: я недостойна их. Вы теперь удивляетесь, вы готовы собственными слезами искупить мои, но погодите минуту -- вы будете гнушаться мною; вы с негодованием оттолкнете ту, которую осыпали вашею благосклонностию… О, я знаю слово, страшное слово, которое оттолкнет вас от меня, сделает вас врагом моим из благодетельницы, вырвет с корнем малейший остаток привязанности ко мне… О, я хорошо знаю такое слово… и я назову его… это слово -- позор, позор…
– - Что с тобою, дочь моя?
– - воскликнула изумленная графиня.
– - Да, графиня, позор -- и он тяготит над моею головою… Не называйте меня вашею дочерью! Нет, я сама вижу, чья дочь я: во мне низкие чувства; я не предпочла, как вы говорите, честной бедности богатому бесчестью… Нет, я…
– - Что я слышу? Дочь моя… позор… Боже мой!
– - с ужасом воскликнула графиня глухим, болезненным голосом. Лицо ее побелело, губы посинели; ее можно было принять за мертвую… Она сильно пошатнулась и без чувств упала на спинку дивана…
– - Дочь моя! – - воскликнула Александра Ивановна быстро, слабым, дрожащим голосом.-- Графиня! каким голосом были сказаны эти слова? Я прежде часто их от вас слышала, но никогда они не производили на меня такого впечатления… Отвечайте мне, отвечайте!
Графиня была безмолвна и неподвижна.
– - Господи! что с вами, матушка?
– - вскричала наконец Анна Тарасьевна, которая с отчаянья, с досады на откровенность падчерицы почти потеряла рассудок и слушала ее с каким-то тупым вниманием, решительно не принимая участия в ее словах. Наконец блуждающий взор ее упал нечаянно на графиню.--Господи! что с вами, матушка,-- повторила она, подбегая к графине.-- Лицо как воск, руки холодны. Мать пресвятая богородица! Да она мертва… или нет… дышит… Батюшки мои, батюшки! лекаря надо, лекаря.
И Анна Тарасьевна выбежала из комнаты.
Александра Ивановна, сильно взволнованная, увлеченная своим положением, ничего не замечала. Долго напрасно ждала она ответа на свой полу странный, полубезумный вопрос. Волнуемая различными безотчетными ощущениями, нетерпением, страхом, она наконец приближилась к графине, но не заметила ни признака жизни в ее лице. Графиня была по-прежнему неподвижна, безмолвна, бесчувственна, может быть, мертва.
Ум Александры Ивановны до того был взволнован, что она даже не могла составить основательной идеи о положении, в котором находилась бесчувственная графиня; но отчего-то ею вдруг овладела какая-то тоска, горькая, невыразимая. Она громко зарыдала.
Послышался стук экипажа, и чрез минуту вошла Анна Тарасьевна с доктором.
Доктор долго щупал пульс графини, прикладывал руку к ее сердцу, всматривался в ее лицо и наконец сказал с расстановкою:
– - Удар; должно быть, что-нибудь сильно поразило ее… Временное бесчувствие, онемение, или, может быть… надобно немедленно перенести больную в сухую, теплую комнату… нужны немедленные пособия… нет ли спирту?
Все усилия доктора привести графиню в чувство остались бесполезны. Наконец, после долгих недоразумений, больную отнесли на руках в карету, которая тихим, осторожным шагом отправилась в ее дом, предоставив смиренным жителям и в особенности жительницам Петербургской стороны рассуждать о минутном явлении ее в их мирном крае, как кому заблагорассудится.