Жизнь честных и нечестных
Шрифт:
— Это я беру на себя, — смело заявила я, имея в виду возможность использования в мирных целях вице-губернатора. — Так что если нам удастся получить пистолеты, и если их не продали, и не разобрали на детали, и не выдали кому-нибудь другому, то мы отдадим их на экспертизу и сравним все четыре пути, и, может, мы будем иметь заключение экспертизы, которое привяжет стволы к лицам.
Я вздохнула и принялась звонить Заболоцкому.
Мы договорились пересечься по дороге домой, я положила трубку, но тут же сняла снова, поскольку телефон затрезвонил очень требовательно. Звонили из главка: задержали подозреваемого в убийстве Юли Боценко — по информации, полученной сотрудниками «наружки».
Естественно, носителей информации — «мышек-наружек» — мы в главке не застали. Зато застали оперуполномоченного Горюнова собственной персоной. Деваться было некуда, ему пришлось подойти ко мне и поздороваться. Более открыто проявлять свое тесное знакомство со мной он не решился. Поздоровавшись за руку со Стасом, Горюнов изложил нам обстоятельства раскрытия преступления.
Оказывается, не оставшись равнодушными к беде начальника, сотрудники службы наружного наблюдения прочесали все окрестности возле места убийства Юли и нашли свидетеля, который воскресным вечером, за несколько дней до убийства, выгуливал во дворе собаку и видел красивую высокую девушку с длинными каштановыми волосами, стоявшую с двумя кавказцами. Кавказцы ругали ее, угрожали, что разрежут ее на кусочки. Девушка стояла к нему спиной, а кавказцы — лицом. На ней был синий спортивный костюм и тапочки, из чего свидетель заключил, что она живет в этом доме, раз вышла в тапочках. Свидетель испугался и быстро прошел мимо. А когда услышал, что в их доме произошло убийство, он вспомнил об этом инциденте, да еще и увидел одного из этих кавказцев входившим в квартиру, расположенную в его, свидетеля, парадной. Поэтому, когда стали опрашивать жильцов дома во время поквартирного обхода, он все рассказал работникам милиции.
Этот ценный свидетель — Сатуров, терпеливо дожидавшийся в коридоре, — уже был допрошен Горюновым. Я просмотрела протокол допроса, поговорила со свидетелем и поняла, что очень хочу посмотреть на задержанного. Подозреваемым оказался Али-Дианат-оглы Сабиров, который перепуган был смертельно. Твердил он одно: какая девушка, какое убийство, его в городе не было две недели, это может подтвердить все землячество; ни с какой девушкой во дворе не стоял, ходил в тот двор к земляку.
В кабинете начальника убойного отдела сидел Валентин Петрович Боценко, заместитель начальника секретного Управления, представительный, даже красивый мужчина, с благородным лицом, густым зачесом седеющих волос. Прямо голливудский герой второго плана. На нем, что называется, лица не было.
— Ну что, — спросил он, страдальчески глядя на меня. — Будете задерживать?
— Валентин Петрович, а какие у вашей дочери были отношения с черными?
— Да никаких, — ответил Боценко, вдавливая в пепельницу окурок.
— Вы же знаете, наверное, что свидетель видел ее с двумя кавказцами?
— Я ума не приложу, какая у нес была с ними связь. Юля была такой домашней девочкой, без всяких вредных привычек. Вроде бы с ее внешностью,
Да и умом, она могла бы жить более насыщенной жизнью, а она все дома сидела.
— А жениха у нее не было?
— Нет, никого, она и не встречалась ни с кем.
— Так уж и «ни с кем»! Может быть, вы просто не все знали?..
— Конечно, возможно и такое, но думаю, что я все же знал бы. Юлина мать умерла несколько лет назад, и у Юли остался только я. У нас были доверительные отношения, я старался быть в курсе ее дел, и Юля мне многое рассказывала. Но, повторяю, я мог что-то не знать.
— Валентин Петрович, Юля ведь с вами вместе работала?
— Да. После института очень тяжело устроиться на работу —
— А что, вы боялись чего-то? — быстро спросил Стас.
— Чего я мог бояться? — недоуменно взглянул на него Боценко. — Только одного: умру внезапно, а Юлька останется совсем одна. А получилось совсем наоборот…
— Валентин Петрович, вы не связываете происшедшее с вашей служебной деятельностью? Это не могло быть местью вам, например?
— Местью? Да за что же? Я же сам по заданиям уже давно не работал, да и, как вы знаете, мы — работники секретной службы, наши данные неизвестны тем, кто мог бы мне мстить. Это вам мстят, — неожиданно резко заключил он, в упор глядя на меня, — с нами такого не бывает.
— Ну хорошо, не по служебной линии, а в частной жизни у вас не было врагов? Которые могли это сделать?
— Нет, таких врагов у меня нет. Да и почему тогда не меня убили, Юля-то при чем?
— Хотели, скажем, воздействовать на вас, предупредить…
— Чушь. Извините. И я еще хотел сказать, что у дочери не могло быть никаких дел с черными: она вращалась совершенно в других кругах. Вы же знаете, наверное, она была победительницей конкурса красоты, получила там приз, машину себе купила, правда скромную, ее приглашали на всякие презентации, торжества, она общалась с очень приличными людьми. Я просто ума не приложу, если это правда, что могло связывать ее с какими-то кавказцами.
— Валентин Петрович, а почему до приезда следователя забрали се сумочку?
— Видите ли, когда водитель обнаружил Юлю на лестнице, он сразу связался со мной по рации; я находился на работе, заканчивал суточное дежурство ответственным от руководства и, естественно, тут же уведомил начальника Управления и дежурную часть, туда со мной вместе выехали другие руководители Управления. Они тоже не исключали возможности какой-то провокации, как и вы, да и в сумочке у Юли было удостоверение, надо было предотвратить его пропажу, мало ли что.
— А что, у Юли действительно пропали деньги из сумочки?
— Да, у нее должно было быть около трехсот тысяч, но в сумочке их не оказалось.
— А сумочка была закрыта? И где был кошелек?
— Сумочка лежала рядом с ней, застегнутая, кошелек в сумке, закрытый, — лицо у Боценко дрогнуло. — Простите… Еще пропал перстень с изумрудом, он был у Юли на безымянном пальце, она всегда его носила, не снимала.
Что же это за грабитель, подумала я, который, достав из сумочки деньги, аккуратно закрывает кошелек и кладет обратно в сумочку? Все, конечно, бывает, но обычно так рано грабители по парадным не промышляют, если только не ждут конкретного человека.
— Ас кем Юля дружила, вы знаете?
— Самой близкой ее подругой была Катя, я дам вам ее телефон. Были еще знакомые по институту девочки, но с ними она в последнее время меньше общалась.
— А мужчины?
— Я же говорил, что у нее никого не было. Меня это даже расстраивало, все-таки ей было уже двадцать три.
Интересно, знает ли Боценко, что при вскрытии у Юли была обнаружена четырехмесячная беременность — шестнадцать недель?
— Вы задержите его? — с надеждой спросил меня Боценко. — Если он не признается, с ним по камере нужно поработать, может быть, есть соучастники…