Жизнь Чезаре Борджиа (др. изд.)
Шрифт:
Истинный виновник остался ненайденным. Внешний вид жертвы — множество ран, связанные руки, кинжал, оставшийся в ножнах, — свидетельствует, во-первых, об умелой подготовке преступления — Джованни, прежде чем умереть, был лишен возможности обороняться — и, во-вторых, о личной ненависти организотора убийства к молодому герцогу. Но этих соображений недостаточно. Куда отправился Джованни в ту роковую для него ночь? Кто скрывался под маской и что связывало таинственного незнакомца с герцогом? Они виделись ежедневно в течение целого месяца — это подтверждено Бурхардом и Сануто. В ночь убийства замаскированный спутник герцога бесследно исчез. Какова его роль во всей истории? И, наконец, кем был всадник с золотыми шпорами, главарь убийц, выехавший на берег с безжизненным
Глава 9. ОТКАЗ ОТ ПУРПУРА
Одряхлевшим, разбитым и опустошенным выглядел человек, который вошел в зал консистории девятнадцатого июня 1497 года. Папа объявил кардиналам, что и мир, и собственная жизнь отныне утратили для него смысл и всякое значение.
«Невозможно было бы причинить Нам большее горе. Мы нежно любили его — и вот он убит. Ничто, даже сан римского папы, не сможет облегчить эту скорбь и не принесет утешения. Ах, будь у Нас не одна, а семь тиар — все их с великой радостью отдали бы Мы за жизнь Нашего сына».
Так говорил Александр. Он публично каялся, признаваясь, что вел недостойную, несовместимую с его саном жизнь, забыв о христианском долге и об ответственности пастыря. Гибель любимого сына — кара, посланная Всевышним за грехи отца…
Впоследствии эта сцена не раз трактовалась как признание Александра VI во всех приписываемых ему преступлениях. Рассуждение строилось по очень простой схеме: раз уж сам старый Борджа считал смерть Джованни заслуженной карой небес, значит, ему было в чем каяться. Но такая трактовка свидетельствует лишь о полном незнании человеческой души или предвзятости мышления. В самом деле, давно известно, что даже святые считали себя при жизни закоренелыми грешниками. Конечно, Александр VI не был святым, но будь он тем кровожадным чудовищем, каким изображают его многие авторы, вряд ли угрызения совести столь явно проявились бы у папы в тот день.
Далее он сказал, что отныне хочет направить все помыслы лишь на духовные нужды церкви. Осудив продажность и развращенность духовенства в целом, он снова подтвердил, как велика его собственная вина в умножении этого зла, и объявил о желании осуществить глубокую реформу церкви, в том числе римской курии. Для изучения вопросов, связанных с будущей реформой, и подготовки необходимых мероприятий была создана комиссия в составе шести кардиналов.
Какое-то время Александр даже подумывал об отречении, но одно лишь упоминание о таком акте вызвало в конклаве целую бурю протестов. Насколько серьезно рассматривал папа возможность возврата к частной жизни, неизвестно. Вняв уговорам, он отложил принятие окончательного решения и впоследствии уже не возвращался к этой идее.
Отовсюду приходили в Ватикан письма с соболезнованиями. Даже Джулиано делла Ровере, казалось, забыл старую вражду — что, впрочем, вполне соответствовало его интересам на данный момент — и сообщил из Франции о своем искреннем сочувствии горю святого отца. Это письмо послужило прологом к примирению папы с кардиналом.
Еще примечательнее, что флорентийский проповедник Савонарола, «неистовый чудотворец», которого многие называли святым, прервал свои обличительные речи против папства из уважения к тяжкой утрате, постигшей главу столь гневно бичуемой им церкви. Сохранилось его послание в Рим, где он молит Господа ниспослать утешение Александру.
Письмо Савонаролы — очень любопытный документ, говорящий о личности знаменитого монаха куда больше, чем иные книги, посвященные его роли в истории. Несомненно, что именно сострадание побудило Савонаролу взяться за перо, но привычка и страсть к проповедям быстро заслонили первоначальную цель. Он пускается в пространные и совершенно неоригинальные рассуждения о вере, о бесконечном Божьем милосердии, покрывающем все человеческие грехи, и, вдохновляясь собственными красноречием, явно забывает, что обращается к убитому горем отцу. Савонарола призывает папу «отринуть нечестивых и безбожных советчиков и прислушаться к голосу истинных ревнителей христианской веры», — тогда
Давно известно, что фанатизм несовместим ни с тактом, ни с чувством меры. И все же это письмо — дополнительное свидетельство уважения итальянцев к Александру VI.
Между тем комиссия, учрежденная папой для подготовки церковной реформы, усердно трудилась и уже через месяц представила его святейшеству подробный доклад. Но настроение Александра к тому времени изменилось.
Текст доклада, испещренный пометками и замечаниями папы, сохранился до наших дней, однако практического значения он не имел и даже не был опубликован.
Раздумав перестраивать церковное здание в целом, Александр VI, видимо, сохранил желание показать, что отныне шутить с ним не следует. Ничем иным нельзя объяснить необычно жестокую расправу с провинившимся епископом Козенцы.
В Риме происходила оживленная торговля подложными индульгенциями. Уже в первый год своего понтификата Александр в специальной булле, адресованной испанским епархиям, строго напоминал о необходимости беспощадного преследования изготовителей и продавцов фальшивых отпущений грехов. И вот, по сообщению Бурхарда, в сентябре 1497 года были схвачены трое служащих Бартоломео Флоридо, тайного секретаря папы и епископа Козенцы. У арестованных обнаружилось более двенадцати поддельных индульгенций, и на допросе они показали на своего господина. На очной ставке Флоридо сознался в совершенном преступлении, и папа приказал бросить его в каземат замка св. Ангела. Там, на хлебе и воде, бывшему епископу пришлось каяться в своей предприимчивости, пока смерть не освободила его от оков. Еще страшнее была участь трех помощников — по закону их, подобно фальшивомонетчикам, ждал костер на Кампо-дей-Фьори.
В том же месяце решилась судьба Марии Энрикес, вдовы герцога Гандия, и ее детей — трехлетнего Хуанито и двухлетней Изабеллы. Папа без промедления подтвердил их права, и маленький Хуан стал третьим герцогом Гандийским, князем Сессы и Теано, государем Чериньолы и Монтефосколо. До совершеннолетия герцога управление его землями доверялось дяде, кардиналу Борджа. Только свой последний подарок покойному сыну — Беневентский лен — Александр решил передать во владение Чезаре.
Испанскую ветвь рода Борджа ждало славное будущее. Четвертому герцогу Гандия — Франсиско Борха — предстояло стать гофмаршалом при дворе императора Карла V. После смерти королевы Изабеллы, испытав глубокий душевный надлом, он отвергнет мирскую жизнь. Вступив в Общество Иисуса, герцог пройдет все ступени его иерархической лестницы и умрет в 1562 году генералом Ордена. Впоследствии же Франсиско Борха будет причислен к лику святых.
Несчастье, обрушившееся на семью, задержало отъезд Чезаре в Неаполь, но все же откладывать коронацию Федериго на долгий срок не стоило. Двадцать второго июля, простившись с отцом, кардинал выехал из Рима, сопровождаемый свитой в двести человек.
Его встреча с королем произошла в Капуе — из-за эпидемии лихорадки в Неаполе был объявлен карантин. Но Чезаре не сумел избежать заразы и несколько дней тяжело болел, к немалому беспокойству свиты и короля. Наконец, почувствовав себя лучше, архиепископ Валенсийский совершил требуемую церемонию. Коронацию не омрачили никакие непредвиденные эксцессы, хотя вообще в Неаполитанском королевстве было неспокойно. Продолжала полыхать вражда между сторонниками Арагонского дома и галлофилами, и дело доходило до вооруженных столкновений. Несмотря на изгнание французов, трон под Федериго казался не слишком надеждым, и Чезаре должен был по возможности примирить обе партии. Но сам король не возлагал на это больших надежд. Получив благословение святого отца и корону из рук горделивого светлокудрого юноши вдвое моложе себя, он не стал задерживать кардинала и в конце августа со всевозможными почестями отпустил его в Рим.