Шрифт:
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ.
Книга эта создалась на основе лекций, читанных мною в 1958—1961 гг. студентам-классикам филологического факультета Ленинградского университета. Слова, что автор сам прекрасно сознает недостатки своей книги, произносятся столь часто, что они стали трафаретом и ничего не значат. Мне хотелось бы, чтобы их приняли как значащие и полновесные. И если тем не менее я решаюсь выпустить эту книгу, то объясняется это желанием хотя бы и неполно, но ознакомить нашего читателя с бытом, с обыденной жизнью Древнего Рима. Без этого знакомства нельзя как следует понять ни римской литературы, ни истории Рима. Книги, имеющиеся у нас на эту тему, очень устарели.
Ввиду необозримости материала автор ограничился I в. н.э., выходя из этих рамок только в том случае, когда это настоятельно требовалось предметом.
Книга эта не увидела бы света, если бы не деятельная помощь академика В. В. Струве и дирекции Ленинградского отделения Института истории АН СССР. Много ценных указаний и поправок сделала мне К. М. Колобова. Всем им, а также студентам, моим бывшим слушателям, чья юная любознательность все время толкала меня искать и учиться, приношу я мою глубокую благодарность.
21 ноября 1963 г.
Ленинград
ГЛАВА. ПЕРВАЯ РИМ
Он был один; был просто город.
Его так и звали просто «городом», и когда произносили слово «urbs», все понимали, что речь идет о Риме. Чужестранцы, побывавшие в этой столице мира, с восторгом рассказывали своим землякам о великолепных зданиях, поражавших и обдуманной смелостью замысла и несравненной роскошью отделки, о величавых форумах, о триумфальных арках, которые спокойно и неопровержимо
Со времен Возрождения Рим стал великой школой, куда приходили учиться художники, поэты, ученые. В Риме хорошо было заниматься не только древней историей; история здесь сбрасывала с себя школьное и книжное одеяние; она входила в сегодняшний день как живое вчера: языком развалин, камней и надгробий Рим рассказывал, чего достигло прошлое, на чем оно споткнулось, решать какие задачи оставили предки своим отдаленным потомкам. А начало вовсе не предвещало этой будущей славы. На вершинах нескольких холмов в беспорядке стояли хижины, сплетенные из ветвей и обмазанные глиной. Столб в середине хижины поддерживал соломенную или тростниковую крышу; дым от очага выходил в отверстие над дверью, над которой прилаживали иногда навес. Очаг был переносной, а в каменном полу были прорублены канавки для стока воды. Место, где устроились эти древние поселенцы, представляло собой путаницу оврагов, ложбинок, заболоченных низин и мелководных речушек, стекавших с холмов, амфитеатром расположенных на левом берегу Тибра. Страбон, размышлявший о том, какие экономические преимущества этого места содействовали возвышению Рима, выразительно подчеркивает, что было оно выбрано не по трезвому учету его выгод, а по необходимости [1] . Хорошие места были заняты, приходилось довольствоваться тем, что оставалось. Можно, однако, представить себе, что в этой местности привлекало древнейших насельников: холмы, пусть и невысокие (одни – немногим выше 50 м, другие – немногим ниже) [2] , иногда крутые и обрывистые, были все же естественной крепостью, а заболоченные ложбины, превращавшиеся иногда в настоящие болота, делали эту крепость еще надежнее. Кругом росли леса и били ключи; чистая вода, материал для построек, топливо и дичь были под рукой. Возле протекала большая судоходная река: легко было подняться вверх и спуститься вниз; можно было и завязать торговлю с кем нужно; можно было при случае организовать и разбойничий набег.
1
Страбон считал такими преимуществами близость судоходных рек и обилие строительного материала (235); Цицерон – близость к морю и в то же время некоторую удаленность от морского берега (de rep. ii. 3. 6-7); Тит Ливий – «судоходную реку, по которой можно подвозить плоды земные из глубины страны и товары с моря; море достаточно близкое, чтобы служить нам, и далекое настолько, чтобы не грозить нападением чужеземного флота; срединное место в Италии» (v. 54. 4); экономическое значение Тибра выдвигает и Дионисий Галикарнасский (ant. rom. iv. 44).
2
Холмы эти, расположенные амфитеатром на левом берегу Тибра, полукружием охватывают Палатин; вот их названия и высота:
Капитолий, между двумя вершинами которого, собственно Капитолием (высота 46 м) и Кремлем (Arx, высота 49.2 м), находится впадина (Asylum, высота 36.5 м, теперь piazza del Campidoglio);
Квиринал (высота 61 м), к которому примыкает Виминал (высота 56 м);
Эсквилин с его отрогами – Циспием (высота 54 м) и Оппием (высота 53 м);
Целий, распадающийся на две высотки – собственно Целий и «маленький Целий» (Celiolus);
Авентин – Большой (высота 46 м) и Малый (высота 43 м), разделенные ложбиной;
Палатин с двумя вершинами – Гермал (высота 51 м), где находятся сады Фарнезе, и Палатий (высота 51.2 м).
К этим холмам надо прибавить на правом берегу Тибра Яникул (высота 85 м) и к северу от него Ватикан (Ватиканские горы, высота 146 м).
Между Палатином и Эсквилином лежит высокая скалистая площадка – Велия. Между этими холмами находятся ложбины, представлявшие собой в древности настоящие болота: Велабр и Коровий рынок (forum Boarium) – между Капитолием и Палатином; Форум – между Палатином, Капитолием и Квириналом, Аргилет и Субура – под Квириналом, Виминалом и Эсквилином; Аппиева дорога – между Целием и Авентином; Большой Цирк (долина Мурции) – между Палатином и Авентином.
В VII в. до н.э. население этих поселков, живших совершенно обособленно, начало объединяться, и в VI в. под влиянием и под властью этрусков Рим стал уже настоящим городом. Он растет; сначала центр незаметной страны, он становится столицей мощного государства и, в конце концов, столицей мировой державы. И те преимущества, которые привлекали древнейших насельников к этим холмам и низинам, оказываются теперь недостатками. Холмы круты, на них трудно взбираться; несмотря на все работы по осушке заболоченных мест, которые начались еще до Тарквиниев, малярия не переводилась в городе и каждую осень собирала обильную жатву; улицы узки и кривы; «при всем своем могуществе римляне не могут их выпрямить», – ядовито заметил Диодор (XIV. 116. 9). Эти улицы, улочки и переулки вьются в долинах, карабкаются на холмы; в этой переплетающейся сети нет ни системы, ни порядка: «самый беспорядочный город в мире», – скажет А. Боециус, крупнейший знаток античного градостроительства.
Римляне позднейшего времени испытывали некоторое смущение от этой «бесплановости» своего города и объясняли ее спешкой, с которой он отстраивался после страшного галльского погрома (390 г. до н.э.) [3] . Цицерон с досадой противопоставлял широкие, хорошо распланированные улицы Капуи жалким улочкам Рима (de leg. agr. II. 35. 96). А к этим исконным недостаткам присоединились новые, постепенно создаваемые исторической обстановкой.
Значение Рима растет, и население его увеличивается; Рим притягивает к себе людей отовсюду – с жильем становится трудно; квартир не хватает и строиться негде. Отсутствие таких средств сообщения, какими располагаем мы, делает невозможным возникновение пригородов, окружающих наши большие города. Те, кто своим трудом зарабатывал себе хлеб, кто был связан с государственной, судебной или деловой жизнью, вынуждены жаться к местам, где можно найти работу и сбыт продуктам этой работы, где находятся официальные учреждения и совершаются торговые и денежные операции. Для человека богатого необходимости тут, правда, нет: он обзаведется «восьмью ладными молодцами», которые и пронесут среди расступающейся толпы его носилки, где «он будет читать, писать или спать и прибудет на место раньше пешеходов» (Iuv. 3. 239—241), но ремесленник, мелкий торговец, клиент о таком способе передвижения и мечтать не может. И Рим уже в конце республики и еще отчетливее при империи распадется на две части: Рим холмов и Рим низин, лежащих между этими холмами. Они во многих отношениях непохожи один на другой. Воздух на холмах здоровее и чище («colles saluberrimi» – «холмы очень здоровые», – скажет Цицерон), там много садов и парков, торговля жмется в сторону, и хозяевами здесь особняки (domus), прибравшие для себя площадь, которую надо высчитывать в гектарах. Здесь живут люди, которым случается взойти на императорский престол, первые сановники государства, представители старых аристократических родов, обладатели огромных состояний – те, кто хочет и может обеспечить себе тихий досуг вдали от торговой толкотни, от крикливой, шумной и деятельной суеты улиц, проложенных в низинах [4] .
3
Тит Ливий пишет (v. 55. 2-5): «Город начал строиться как попало… строили где кто хотел… спешка заставила забыть о прокладке правильных улиц… Рим похож на город, захваченный в таком виде, а не выстроенный по плану».
4
Квиринал в первый век империи несомненно, а вероятно уже в конце республики, стал излюбленным местом, где селились люди богатые и знатные. Здесь находился Тамфилиев дом, перешедший к Аттику по наследству от дяди; «прелесть его заключалась не в постройке: ее придавал парк» («лес» – silva, – nep. att. 13. 2); здесь жил Т. Флавий Сабин, брат императора Веспасиана, и у самого Веспасиана тут на улице Гранатового Дерева был собственный дом, превращенный впоследствии в храм Флавиева рода. Среди видных обитателей Квиринала были: Нарцисс, отпущенник Клавдия, который пользовался огромным влиянием и силой, Секст Эруций Клар, консул 146 г. н.э., «поклонник старинных нравов и старых писателей» Юлий Авит, отец императора Элагабала, и Альфений Цейоний Юлианий Камений, видный противник христианства, обвиненный в занятиях магией.
На Эсквилине, в западном конце Оппия, который назывался Каринами, находился дом Помпея, который после его смерти перешел к Антонию (carina – «киль»; Сервий говорит, – ad Aen. VIII. 361, – что название это было дано потому, что некоторые здания около храма Матери-Земли напоминали корабельные кили). Тут же по соседству с этим храмом, одним из древнейших храмов Рима, в котором Варрон поместил действие первой книги своего «Сельского хозяйства», жил брат Цицерона, Квинт. На Эсквилине жил и Плиний Младший (epist. III. 21. 5; Mart. X. 19. 10).
Мы не знаем, как был населен Целий во времена республики. Что там были многоэтажные дома, это засвидетельствовано рассказом Цицерона о мошеннической проделке Клавдия Центумала, от которого авгуры потребовали, чтобы он снес часть своей инсулы, так как она по своей высоте мешала им наблюдать за птицами (de off. III. 16. 66). В императорское время – это тихое место, где мало движения и почти нет торговли; так же как Квиринал, это аристократический район. Здесь жил Мамурра, адъютант Цезаря в Галлии, первый в Риме облицевавший свой дом мрамором. У него, первого в городе, «не было в доме ни одной колонны, которая не была бы целиком из мрамора, каристского или привезенного из Луны» (Pl. XXXVI. 48). Здесь находился «прекрасный дворец Латеранов» (Iuv. 10. 17), конфискованный Нероном, так как хозяин его, Плавтий Латеран, принимал участие в заговоре Пизона и был казнен. Септимий Север вернул его своему другу Т. Секстию Латерану, консулу 197 г. Марк Аврелий провел детство на Целии в доме своего деда Анния Вера; на Целии жили Вигеллий, друг Сенеки, Оппелий Макрин, префект претория, организовавший убийство Каракаллы (217 г.) и взошедший на императорский престол, знаменитый Симмах, страстный защитник языческой религии.
Авентин в республиканское время был местом, где жил преимущественно небогатый и трудовой люд. С империей все меняется: аристократия, вытесненная с Палатина, перебирается, между прочим, и на Авентин. Одно звонкое имя следует здесь за другим: здесь живут Лициний Сура, друг и земляк Траяна; Корнифиция, младшая сестра Марка Аврелия; Галерия Фундана, вдова Вителлия; Корнелий Репентин, префект претория при Антонине Пие; Фабий Пилон, близкий друг Септимия Севера; Альбина и ее дочь Марцелла, знатнейшие женщины Рима, корреспондентки Иеронима, ревностные христианки, превратившие свой дворец в монастырь. На Авентине, в бытность свою частными людьми, жили и Траян, и Адриан: еще в IV в. показывали их дома.
Палатин при республике был излюбленным местом сенатской аристократии: здесь жили Цицерон, Гортензий, М. Целий, друг и ученик Цицерона, Катилина, Марк и Луций Крассы. При империи он стал весь целиком собственностью императорского дома.
Центром государственной и общественной жизни древнего Рима была одна из низин – Форум; и как Рим был просто «городом», так и форум республиканского времени назывался только «форумом», без всяких дальнейших определений. От него во все стороны расходились улицы; и на этих улицах, пробиравшихся между холмами, и сосредоточивалась главным образом торговая и ремесленная жизнь города.
Самый Форум уже в IV в. до н.э. был окаймлен торговыми рядами: по южной его стороне шли Старые лавки (tabernae veteres), напротив расположились Новые (tabernae novae). Здесь была школа, которую посещала Виргиния; и у мясника, торговавшего тут же, отец ее выхватил нож, которым заколол дочь, спасая ее от бесчестия. Когда по сторонам Форума место торговых рядов заняли базилики (Порциева и Эмилиева), лавки разместились в них. И только постепенно торговая жизнь отхлынула от Форума, переместившись на Священную Дорогу, соседнюю улицу, а позднее – на форум Траяна.
Священная Дорога, соединявшая Форум с Палатином, начиналась на Велии около храма Ларов (здесь она называлась Верхней Священной Дорогой – Summa Sacra Via) и спускалась к восточной стороне Форума. В начале империи лавки окаймляли ее сплошь, но после того как был выстроен форум Мира и храм Фаустины [5] , они сдвинулись к югу, скучившись между аркой Тита и домом, где жили весталки (atrium Vestae) [6] . Здесь сосредоточилась торговля золотыми вещами и драгоценными камнями, но верхний конец улицы облюбовали торговцы цветами и фруктовщики. Овидий рекомендовал именно здесь покупать «сельские дары» возлюбленной (am. 1. 8. 100; a. a. II. 265—266), и уже Варрон писал, что тут продаются такие плоды, что за них надо расплачиваться золотом (r. r. I. 2. 10) [7] .
5
Храм этот был построен Антонином Пием в западном конце Священной Дороги, прямо против входа на Веспасианов форум Мира, в память его обожествленной жены Фаустины (141 г.).
6
Дом этот находился у подножия Палатина с южной стороны Священной Дороги, восточнее храма Фаустины. Арка Тита стояла в самом начале Священной Дороги.
7
На Священной Дороге торговали (и, по всей вероятности, имели тут же свои мастерские): М. Цецилий Юкунд, ювелир (cil. vi. 9207); отпущенник Л. Фурия, Диомед, чеканщик (9221); граверы Фавст и Фортунат Децимии, имевшие отпущенников и отпущенниц (9239); литейщики Селлий Онесим (9418) и «отпущенник Титир» (9419); ювелир, работающий с драгоценными камнями (margaritarius), отпущенник Л. Стация, Эрот (9548); отпущенник Септиция Александр, цветочник, изготовлявший венки (9283). Одна надпись столь необычна по своему содержанию, что ее стоит привести целиком: «Аталий Серран Евод, отпущенник Г. Аталия Серрана, маргаритарий со Священной Дороги. Путник, остановись и посмотри на этот холм слева: там находится прах („кости“) человека доброго, любящего, милосердного, честного и бедного» (9545).
К северу-востоку от Форума шел Аргилет, одна из оживленнейших улиц Рима с бойкой торговлей и людской толчеей. Нижняя часть этой улицы, застроенная частными домами, была превращена Домицианом и Нервой в forum Transitorium (Проходной форум). Тут были книжные лавки (Mart. I. 3. 1); эпиграммы Марциала продавались у Атректа в числе прочих новинок, объявлениями о которых хозяин лавки увешал дверные косяки (Mart. I. 117. 10-17); «многочисленные сапожники захватили улицу в свое владение» (II. 17. 3). Поблизости когда-то находились здесь глиняные карьеры, и улица, вероятно, от них и получила свое наименование (argilla – «глина») [8] .
8
Это объяснение дает и Варрон, но приводит и другое – место, к сожалению, испорченное (1. 1. v. 57): ясно только, что имя это, сходное со своим, дал ей кто-то, кто «сюда пришел и был здесь похоронен». Сервий (ad aen viii. 345) выводил название этой улицы от имени сенатора Кассия Аргилла, который жил здесь; он был исключен из сената за свое предложение заключить после битвы при Каннах мир с Ганнибалом.
Аргилет вливался в Субуру – долину, которая шла между Оппием и южным склоном Виминала; под именем Субурского взвоза она продолжалась между Оппием и Циспием и оканчивалась у Эсквилинских ворот. Начало ее – «устье Субуры» – находилось, вероятно, где-то недалеко от штаб-квартиры городского префекта, «где висят окровавленные плети палачей» (Mart. II. 17. 1-2). Эту улицу Ювенал называл «кипящей» (11. 51); из этих слов и схолии к ним можно заключить, что она действительно напоминала кипящий водоворот. Марциал, жаловавшийся на вечный грохот и гвалт, стоявший на римских улицах, особо выделяет Субуру: «крикливая» (XII. 18. 2). На этой толкучке торговали всем, что требуется в повседневном быту: "съестным, начиная от простой дешевой еды – капуста, опавшие маслины, козлятина, яйца, куры (Mart. VII. 31), – и кончая дорогой заморской дичью (Iuv. 11. 137—141), одеждой, железным товаром, обувью [9] . Здесь же продавались всякие притирания и разные принадлежности туалета: Марциал, издеваясь над какой-то Галлой, говорил, что ее волосы, зубы и брови приобретены «в середине Субуры» (IX. 37). И здесь же, наконец, обитали «девушки не очень доброй славы» (Mart. VI. 66. 1-2), «субурские наставницы» в любовных делах (XI. 78. 11), которые умели, по словам поэта, не просто «обстричь», а наголо «обрить» гостя (II. 17. 5). Гораций поселил здесь свою страшную Канидию, отдаленную прабабушку шекспировских ведьм, которая оскверняет могилы и убивает детей для своего чародейства (epod. 5).
9
Анф, отпущенник Марции, продавал здесь шерстяные ткани (cil. vi. 9491), Донат торговал полотном (9526); судя по размерам плиты, которую соорудил «себе и всем своим» здешний кузнец (имя обломано), дела его шли неплохо (9399). Отпущенник Гавий Прим. «с Субуры» был специалистом по шитью крепид-туфель, которые можно было надевать, как узбекские калоши, безразлично на какую ногу (9284).