Жизнь и деятельность Архиепископа Андрея (Князя Ухтомского)
Шрифт:
в) мы считаем совершенно недопустимым обращение Церкви к иноземным правительствам с целью подвигнуть их к вооруженному вмешательству во внутренние дела Союза для политического переворота в нашей стране;
г) вполне искренно принимая закон, устраняющий служителей культа от политической деятельности, мы полагаем, что священнослужитель, как в своей открытой
157
церковно-общественной деятельности, так и в интимной области пастырского воздействия на совесть верующих, не должен ни одобрять, ни порицать действий Правительства.
3. Но мы не можем принять и одобрить послания в его целом, по следующим соображениям:
а)
б) послание приносит Правительству «всенародную благодарность за внимание к духовным нуждам православного населения». Такого рода выражение благодарности в устах Главы Русской Православной Церкви не может быть искренним и потому не отвечает достоинству Церкви...
г) послание угрожает исключением из клира Московской Патриархии священнослужителям, ушедшим с эмигрантами, за их политическую деятельность, т.е. налагает церковное наказание за политические выступления, что противоречит постановлению Всероссийского Собора 1917/1918 гг. от 3/16 августа 1918 года...
4. Наконец, мы находим послание Патр. Синода неполным, недоговоренным, а потому недостаточным...» (245, 151-152).
Еп. Андрей воспринял «Декларацию» митр. Сергия как «квинтэссенцию цезаропапистского хамства» и считал, что этот документ «по глубине своей антицерковности и предательству был нечто выдающееся и небывало скандальное». В своих воспоминаниях владыка поместил письмо, написанное митр. Сергию епископом Ижевским Виктором (Островидовым), в котором тот писал:
«Но если эта организация покупается такой ценою, что и Церкви Божией, как дома благодатного спасения, уже не остается, а сам получивший организацию перестает быть
*В этом абзаце между прочим говорится: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи» (282 б, 192).
158
тем, чем он был, ибо написано: «Да будет двор его пуст и епископство его да приимет ин», то лучше было бы нам не иметь никогда никакой организации! — Что пользы, если мы, сделавшись по благодати Божией храмами святого Духа, стали сами вдруг непотребны, а организацию себе получили? — Нет! Пусть погибнет весь вещественный мир видимый, пусть в наших глазах важнее его будет верная погибель духа, которой подвергается тот, кто представляет такие поводы для греха» (127, 11).
Следующим крупным актом митр. Сергия в деле налаживания контактов с государством было данное им интервью представителям советской печати. В тот период, когда значительная часть епископов и младшего клира бьша изолирована от своей паствы, закрьгоались и разрушались храмы и даже колокольный звон был повсеместно запрещен, митр. Сергей утверждал:
«Гонений на религию в СССР никогда не было и нет», закрытие церквей происходит «не по инициативе властей, а по желанию населения, а в иных случаях даже по постановлению самих верующих». «Репрессии, осуществляемые Советским правительством в отношении священнослужителей, применяются к ним отнюдь не за их религиозные убеждения, а в общем порядке». И в заключение, глава Синода заявил, что считает «излишним и ненужным это выступление папы Римского, в котором мы, православные, совершенно не нуждаемся. Мы сами можем защитить нашу православную Церковь» (402).
Еп. Андрей вспоминает, что это «Интервью», которое он прочел в.Ярославском изоляторе, «нравственно придавило нас, всех арестантов-церковников», и он вновь утвердился в мысли, что «святая соборная Апостольская Церковь где-то в другом месте, а не около митр. Сергия и не около «его Синода» (127, 22).
Митр. Евлогий (Георгиевский) в своих воспоминаниях пишет:
«Оказывается, что текст большевики дали митрополиту Сергию за неделю до интервью, а потом держали его в изоляции. Перед ним встала дилемма: сказать журналистам,
159
что гонение на Церковь есть — это значит, что ВСЕ тихоновские епископы будут арестованы, т.е. вся церковная организация погибнет; сказать «гонения нет», — себя обречь на позор лжеца... Митрополит Сергий избрал второе. Его упрекали в недостатке веры в несокрушимость Церкви. Ложью Церковь все равно не спасти. Но что было бы, если бы русская Церковь осталась без епископов, священников, без таинств — этого и не представить... Во всяком случае, не нам, сидящим в безопасности, за пределами досягаемости, судить митрополита Сергия» (232, 621).
Соловецкие епископы и еп. Андрей находились в местах досягаемых, более того, для них специально отведенных. И для сравнения можно привести краткую сводку сведений о трех однокурсниках еп. Андрея — выпускниках Московской Духовной Академии 1895 года. Еп. Трифон (Туркестанов) с 1918 года проживал в Москве, не проявляя активности и не занимая кафедры (по состоянию здоровья), хотя последовательно был возведен в сан архиепископа (1923 г.) и митрополита (1931 г.). Пермский архиеп. Андроник (Никольский) расстрелян в 1919 году. Схимонах Леонид в 1920 году ушел в эмиграцию в Маньчжурию, но стосковавшись по родине в середине 30-х годов вернулся и был немедленно отправлен в лагерь: своему соседу по бараку на колымском прииске «Спокойный» он продиктовал воспоминания — последняя запись помечена октябрем 1951 года (281). А куда подевались все остальные?..
Взаимоотношения еп. Андрея с государственной властью (в том числе и Советской) уже не раз представлялись в данной работе. Вероятно, следует лишь привести более поздние высказывания архиерея по этому поводу. Он неоднократно утверждает свою верность принципам, изложенным в уфимской «Декларации» 1927 года, об искренней лояльности к властям придержащим и развертывании церковно-общественной жизни строго в соответствии с существующим законодательством. Государство не вмешивается в дела Церкви, но, с другой стороны, развитие истории Советского государства за первые 15 лет показало,
160
что самому государству нового типа, по мнению владыки, не обойтись без поддержки Церкви и проповедуемых ею нравственных принципов. Более того, епископ заявляет, что советскому социализму требуется нравственное оправдание. В своем письме председателю Совета народных комиссаров В. Молотову от 23 мая 1933 года (128) еп. Андрей уверяет, что неоднократно пытался установить деловые контакты с представителями Советской власти, но не мог добиться успеха. И вот ныне он обращается вновь, указывая, что сейчас, когда «коммунисты, разгромившие разными способами другие политические партии и нажившие себе тем вечных врагов, должны непременно найти себе друзей, отыскать их... Советская власть сделает великое для себя дело, если позволит организоваться честным христианским Советам, т.е. советам христианских общин».