Жизнь и деятельность Архиепископа Андрея (Князя Ухтомского)
Шрифт:
Я знаю, что вы меня любите и меня жалеете, знаю, что вам горько меня выслушивать, но поверьте, мне тяжелее, чем вам. Когда я был в тюрьме, я не переживал тех нравственных мук, которые переживаю ныне. И поверьте, что я мучаюсь не за себя, а за дела церковные, не столько за свою грешную душу, сколько за тысячи душ, которые болеют церковными болезнями. И мое единственное утешение заключается в том, что совесть моя чиста перед вами, что я ни одного дела скрытого от вас не имею на своей совести. Я могу сказать твердо, что с 1914 года, я от своей паствы не скрывал ни одной мысли, ни одного чувства, тем более ни одного дела.
И
Вот в конце концов, причина того, что я оказываюсь под запрещением. От меня никто не потребовал объяснений в
187
моей деятельности, никто меня не судил, а просто, без суда, взяли, да и запретили. Да и запрещение не мне в руки передали, а начали распространять среди моей смущающейся паствы, а потом в меня это запрещение попало как из-за угла, почти случайно.
Теперь подумайте основательно и осторожно, кому нужно запрещение меня в священнослужении? Для чего это сделали? Может быть,это нужно для пользы Св. Церкви. Я просидел в тюрьме четыре года, Бог меня укрепил на это. Теперь, если нужно для Церкви, я могу быть под запрещением, хотя и беззаконным. Но кому от этого будет радость и польза? И для чего будет определенный вред?
Я еще не решил сам для себя: приму ли я это запрещение, хотя и беззаконное. Не скрою, что многое в моем решении будет зависеть от вас; но я хочу предупредить вас, чтобы вы не сделали ошибок и очень важных.
Я, хоть и грешный, но все-таки епископ и вижу то, что вы еще не можете рассмотреть, и предупреждаю вас, что вы должны быть ныне в высшей степени осторожны, по заповеди апостола Павла: «будьте же не как неразумные, но как мудрые, дорожа временем, потому что дни лукавы» (Еф. 5, 17). И так познавайте, что есть воля Божия. Для этого надо быть хорошо зрячим и нужно все испытать, все рассмотреть и выбрать хорошее или, по крайней мере, лучшее.
Решите сами, кому и для чего нужно мое молчание, кому и для чего нужно мое отсутствие в делах церковных? Решите, по чьей воле я запрещен в священнослужении, чья рука руководит этими делами? Это рука мелких интриганов,. заботящихся о своем грешном благополучии; это мелкие Иудушки, обделывающие свои делишки с изумительною быстротою рук чрезвычайно грязных. — Это одна сторона.
Другая сторона — это крупные книжники и фарисеи нашего времени, это лица, которые всегда проходили мимо жизни, ибо стояли выше жизни. Они хотели жить по-своему, забывая жизнь по Божьему. Для этих людей вся жизнь человеческая, все терзания совести, все мучения души, ищущей Господа и Его правды, всякое искание этой правды
188
— это только жалкая сентиментальность глупых людей. Они выше этих людей. Они не замечают их. И сколько своими вольными резолюциями они передушили самых лучших чувств, самых светлых надежд на лучшее будущее. Таковы наши книжники, сидящие и сидевшие над законами церковными и забывающие и забывшие важнейшее в законе: суд, милость и веру (Мф. 23, 23). Они стремились всегда управлять Церковью Божиею, а вместо этого управления устраивали только заговоры на народную совесть. И всегда неизменно служили только сильным, забывая слабых.
Все эти темные, неизвестные православному народу силы, ранее втоптавшие в грязь церковную жизнь, и ныне продолжают свое дело по старым привычкам и по старым указкам, и продолжают губить церковную жизнь и расчищать дорогу для того антихристова дыхания, которое хочет собою заменить христианскую жизнь.
Вот этой-то главной опасности наши мудрецы не замечают. Они еще продолжают шутить над жизнью; они продолжают думать, что они вожди народные, которым все должны подчиняться и преклоняться. Увы, еще давно один русский епископ указывал на то, что в русских храмах поют: «хвалите имя Господне, хвалите раби Его», а рабов то Божиих в храмах и нет, они давно сделаны врагами Божьими. А осталось одно, т.н. духовенство.
Вот это так называемое духовенство, оставшись в пустых храмах, и до сих пор не замечает, что спасение наше в евангельской проповеди, а не в тайных совещаниях и секретных циркулярах: во всей церковной неправде заключается все несчастье русской жизни и подлинная тьма.
...Когда я начал обдумывать это мое слово, я был в тяжком настроении, — мне казалось, что скорбь моя выше сил моих, что Господь как бы лишил меня Своего благодатного утешения. Но вдруг неожиданно у блаж. Феофилакта я прочитал следующие благодатные слова: «Все мы, которые духовно крестились, во Христа крестились. А кто крестился, тот после всего подвергнется и искушению. Может быть, за Христа его поведут пред цари и правители (Лк. 21, 12), посему нужно быть твердыми и
189
I
непреклонно стоять в исповедании, не отрекаясь из страха, но если понадобится стать с отлученными и изгнанными из синагоги, по сказанному: будете ненавидимы всеми за имя Мое и изгонят вас из синагог (Мф. 24, 9; Иоан. 16, 2). Если люди, враждующие против истины, и выгонят исповедника ее, то найдет его Сам Господь, и когда он врагами будет обесчещен, тогда от Христа будет особенно почтен познанием и основательнейшею верою».
Так блаженный Феофилакт заканчивает свое толкование на сегодняшнее евангельское чтение. Этими словами закончу и я, грешный, в назидание ваше и свое. И только еще раз прошу, не забудьте меня в ваших молитвах, чтобы Господь дал мне сил и самому быть зрячим и другим дать силы не сидеть в жизненной тьме.
24 мая 1926 года
VI
ИЗ ОТВЕТОВ, ДАННЫХ ЕПИСКОПОМ АНДРЕЕМ НА ВОПРОСЫ, ПРЕДЛОЖЕННЫЕ ЕМУ НА СОБРАНИИ БЛАГОЧИННЫХ 3 июля 1926 года
1-й вопрос: Признает ли епископ Андрей православным и правомочным правящий «Епископат Российской Церкви»?
На этот вопрос начинаю отвечать с конца: я не признаю слова «епископат». Это слово католического происхождения. Там, в католичестве, святейший епископат противополагается невежественному народу — мирянам, там епископы объединены в «епископат», очень часто устраивавший определенно заговоры против народа. В православии «епископатд» нет, а имеются только епископы, неразрывные с народом и немыслимые без народа. Епископ, принципиально оторванный от народа, — это уже нечто