Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца
Шрифт:
Головнин вызвал наверх молодежь.
— Господа мичманы и гардемарины, — сказал он, указывая на горячую работу команды, — смотрите и учитесь, как надлежит лавировать парусами при свежей погоде. Мичман Литке, прошу вас стать со мною на вахту в сей опасный момент!
Литке с гордостью подошел к капитану и встал с ним рядом.
Головнин приказал спустить брам-стеньги с мачт, чтобы облегчить их и закрепить все паруса, кроме одного фока.
К вечеру были немного южнее мыса Барр-де-Арена, недалеко от российской крепости Росс, к которой нужно
Поэтому, полюбовавшись издали на русский флаг, развевавшийся над калифорнийским берегом, направились к ближайшему испанскому порту Монтерей, еще издали заметив на рейде трехмачтовый корабль Гагенмейстера — «Кутузов».
Головнин хотел видеть Гагенмейстера не только для того, чтобы получить нужные сведения о делах колонии, что было поставлено в задачу экспедиции. Как ученого-исследователя, его интересовала и Калифорния, принадлежавшая тогда еще испанской короне.
Бросив якорь вблизи «Кутузова», Василий Михайлович тотчас же поспешил к Гагенмейстеру, которого уважал и любил как старого, опытного моряка. Встреча была радушной, и разговор затянулся далеко за полночь.
Сначала говорили о компанейских делах, а затем перешли и к испанцам.
Выслушав рассказ Гагенмейстера об управлении испанскими властями Калифорнией, Головнин заметил:
— Сколь я вас понимаю, весь доход, получаемый королем испанским в сей области, только и состоит в одних мольбах о здравии и благоденствии его католического величества, воссылаемых к богу проживающими здесь испанцами три раза в день.
— Совершенно верно, — подтвердил Гагенмейстер.
— А как у них обстоят дела с индейцами?
— Индейцы поначалу вели себя весьма добропорядочно, — отвечал Гагенмейстер. — Тогда испанцы стали ловить их арканами, как диких животных, причем одних убивали, других обращали в католичество.
— И индейцы терпят столь жестокое обращение с ними?— спросил Головнин.
— Нет. Индейцы в отместку сначала убивали ровно столько испанцев, сколько те перебили их единоплеменников, а потом поумнели и стали убивать, сколько могли.
— А кто же из индейцев молится за короля? Пойманные с помощью лассо?
— Частью и они, а частью кои льстятся на кормление трижды в день, после молитвы за короля.
— Честное слово, эти индейцы не дураки, — сказал Головнин. — Вознеси молитву — и берись за ложку...
— Не совсем так, — возразил Гагенмейстер. — Кормят не за одни молитвы, а и за работу на полях и плантациях, принадлежащих испанским духовным властям и монастырям.
— Сие уж не столь прибыльно. Ну, а как к нам относятся индейцы?
— К нам хорошо. Поживете — убедитесь сами. И верно, эти слова вскоре подтвердились.
Когда буря стихла, Головнин, распрощавшись с Гагенмейстером, направился к порту Румянцева, который находился в пяти часах хода на шлюпе от крепости Росс. Оттуда он надеялся пройти в крепость.
Русское селение, именовавшееся крепостью Росс, находилось в восьмидесяти милях от президии Сан-Франциско, составлявшей северную границу Калифорнии. Крепость эта была основана русскими с добровольного согласия природных местных жителей — индейцев.
При образовании этого селения основатели колонии имели в виду промыслы бобров и хлебопашество, для которого климат и почва этих мест были чрезвычайно удобны. Бобров было так много, что обширный залив Сан-Франциско представлял собою как бы бобровый садок.
Правителем колонии Росс состоял коммерции советник Кусков, которого Головнину нужно было видеть, чтобы получить от него описок с акта о добровольной уступке этой земли индейцами русским.
Поэтому, бросив якорь в порту Румянцева, Головнин с несколькими шлюпками поплыл к крепости Росс.
Море было спокойно, если не считать широкой зыби, которая лениво ходила по его тускло поблескивающей поверхности. Шлюпки ходко шли под дружными ударами весел соскучившихся по гребле матросов.
Крепость Росс имела вид четырехугольника, огороженного, подобно Ново-Архангсльску, высоким палисадом из толстых, заостренных кверху бревен с двумя башнями, и была защищена тринадцатью пушками.
Внутри крепости находились дом самого Кускова, казармы крепостной команды и магазины. Скотные же дворы и бани помещались вне стен крепости, что свидетельствовало о мирных отношениях русских с местными жителями. Гарнизон крепости состоял из двадцати шести русских и ста двух алеутов.
Кусков с почетом принял редкого гостя, дал все нужные ему сведения и чествовал его обедом, который хотя и не был пышным, но шампанское все же пили и из крепостных пушек палили.
За обедом Кусков рассказал, что при самом основании крепости Росс испанский губернатор Верхней Калифорнии знал об этом ровно столько, сколько и все остальные испанцы.
Они сами помогали русским, снабжая их для первого обзаведения скотом, а позже имели с колонией и с ним, коммерции советником Кусковым, дружественные отношения и вели торговлю.
Испанские миссионеры покупали у него разные товары и хлеб, испанские сановники ездили к нему в гости; бывал и он у них:
Но когда из Мексики прибыл новый губернатор, все изменилось. Сей представитель испанской короны потребовал, чтобы русские оставили эти берега, как принадлежащие Испании, в противном случае угрожал прогнать их силой.
— Как же вы ответствовали на подобную угрозу? — спросил Головнин.
Кусков пожал плечами.
— Что же, государь мой Василий Михайлович, удобен я был ему ответствовать? Я сказал, что селение сие основал по предписанию своего начальства и в интересах русской коммерции, а по сему оставить оное не должен, не могу, да и не желаю. А ежели хотите, то приходите и возьмите.
— И что же, губернатор приходил? — с усмешкой спросил Головнин, любуясь такой твердостью и смелостью этого русского, сугубо штатского человека.