Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца
Шрифт:
— Вот черти, что выдумали! — улыбнулся сержант. — Попадет мне за вас.
Но так как и он уважал отвагу, как уважали ее в корпусе все, то в конце концов сказал:
— Деритесь, петухи, чорт с вами! — и приказал на всякий случай приготовить конец подлинней.
Дыбин снял мундир, шляпу и бросил их на руки Чекину. Потом спокойным и медленным шагом отошел и стал у самого края стенки, где глубоко внизу слышались тихие всплески воды. Вася тоже снял шляпу и мундир и встал напротив. Дыбин был шире в плечах, сильнее Васи и почти на полголовы выше его.
Никогда потом не мог он простить себе, что думал в эту минуту не о том, как победить противника, и смотрел не на Дыбина, а на море, которое, лениво поблескивая, чуть шевелилось где-то внизу, у стенки. «Далеко ли до воды будет падать?» — подумал Вася. И в ту же минуту получил удар кулаком, от которого у него на мгновение потемнело в глазах. Теперь перед ним уже было не море, а сильный противник. Удары Дыбина были всегда метки, он был ловок и подвижен, даже более подвижен, чем Вася мог предполагать.
Вокруг уже слышался смех. Два раза Вася отбил удары противника локтем, в третий раз сам попал ему кулаком в висок. Но удар был слишком слаб — в нем нехватало весу.
Страшное упрямство вдруг овладело Васей. Он отбежал в сторону, быстро обернулся и всем своим маленьким, но коренастым, крепко сбитым телом бросился на Дыбина с одним желанием скинуть его со стены. Дыбин увернулся. А тело Васи продолжало двигаться, и он даже не мог уловить мгновения, когда же кончилась под его ногами стена и началась та искрящаяся от луны глубина, куда он так стремительно падал.
Он успел только перевернуться в воздухе и вытянул руки, которые первые коснулись воды, и море приняло его. Это было вовсе не страшно. Он даже открыл под водою глаза, и ему показалось, что видит сваю, мимо которой проходило его тело, потом почувствовал боль в руке. Должно быть, он ушиб ее в воде. Она плохо двигалась. Тогда он толкнул воду ногой, раздвинул ее плечами и поплыл вверх, чтобы набрать воздуху. И снова он увидел ночное небо над головой и высокую стену, с которой только что упал.
На стене кричали кадеты и ругался сержант.
— Жив, Головнин?
— Жив, — прохрипел Вася, едва держась на воде, — только руку зашиб больно.
Должно быть, в хриплом голосе его невольно прозвучал страх, потому что на стенке все замолчали. Сержант тревожно крикнул вниз:
— Держись, Головнин, сейчас цепь спустим.
— Держусь, — слабеющим голосом ответил Вася.
Но держался он уже плохо. Огребаясь только одной рукой, он все чаще погружался в воду, совсем уже глухо, точно сквозь вату, слышал, как по каменной стенке медленно, рывками, ползет тяжелая цепь, и время, казалось ему, тянулось столь же медленно, как эта цепь.
Когда он почти уже потерял надежду на спасение, чье-то тело мелькнуло в воздухе и с глухим плеском врезалось в воду рядом с Васей.
Вася не видел этого: он снова погрузился в море, лишившись последних сил. Но Дыбин нырнул под него, принял его на свою спину и вместе с ним, тяжело огребаясь, выплыл наверх и держался на воде до тех пор, пока тяжелая якорная цепь не была спущена в воду. Потом помог Васе подняться на стенку, где обоих радостно встретили кадеты.
Корпусный офицер, позднее всех явившийся на этот шум, спокойно посмотрел на вымокших противников и сказал;
— По закону надо бы вас строго наказать доброй поркой и карцером. Но за молодечество и выручку товарища в беде прощаю. Марш по местам!
Дыбин и Вася отошли к своей пушке и стали рядом. Вася тронул Дыбина за плечо и сказал:
— Я много теперь должен тебе, Дыбин. Если бы не ты, я захлебнулся бы. Благодарствуй.
— Ладно, — отвечал Дыбин и вдруг спросил: — Будешь дружить со мной?
— Буду.
— Тогда давай руку!
И Дыбин, взяв руку Васи, крепко встряхнул ее, и впервые за все их знакомство Вася увидел в глазах Дыбина не дерзость и не жестокий огонь, а улыбку, мягкую и добрую, как у девушки.
Он удивился этому. Странен был этот юноша, который так неожиданно и таким необыкновенным образом стал его другом, в то время как другой друг, за которого Вася сражался с ним в эту ночь, спал крепким сном в сумрачном Итальянском дворце.
Над морем поднялось солнце, раздвинув дали, и резвый морской бриз, поднявшийся вместе с солнцем, расправил паруса неизвестного корабля, показавшего ночью верхушки своих мачт, наполнил живой силой его снасти, и корабль подошел к Кронштадту и пришвартовался к той самой Купеческой стенке, с которой несколько часов назад молодые моряки готовы были обстрелять его из пушек.
Это был «Феникс».
— Ура! — прогремело ему навстречу.
И корабль словно улыбнулся в ответ. Ярко начищенные металлические части его блеснули на солнце, мачты, освободившиеся от парусов, радовали глаз моряка своей стремительной стройностью, и с корабля крикнули в рупор, что бриг готов принять юных мореходцев и итти в финские шхеры.
Однако «Феникс» отплыл не так скоро.
Бриг чистили и мыли целый день. Его палубу драили песком, без конца поливая водой из помп. Пушки и все другие медные части, и без того ярко блестевшие, полировали кирпичом, и к приему юных гостей корабль выглядел, как новенький.
Опасения относительно появления шведов у Кронштадта оказались неосновательными и, во всяком случае, преждевременными. По Морскому корпусу был отдан приказ всем назначенным на летнюю практику грузиться на бриг после обеда, чтобы при первом же попутном ветре выйти в море.
Предстоящий поход, первый в жизни, так взволновал Васю, что, несмотря на предыдущую почти бессонную ночь, ему спать не хотелось. Сборы к походу были недолгие: укладка вещевого сундучка заняла не более пяти минут, так как все наказы Ниловны о том, как это делать и что класть вниз, а что наверх, были забыты, и сундучок заполнялся лишь с одним расчетом — вместить в него как можно больше вещей.