Жизнь и приключение в тайге
Шрифт:
17 июля отряд достиг устья реки Гобилли. Мутная вода Гобилли резко отличалась от чистой прозрачной воды Анюя. Мы и раньше слышали, что Гобилли река очень быстрая. Действительно, течение ее достигает до 87 г верст в час. Я полагал заняться определением астрономического пункта в устье реки и вычислить поправку хронометра, но дожди не переставали ни на минуту. Небо все время было покрыто серой пеленой и туч, и тумана. Приходилось ожидать погоды. Два дня мы простояли напрасно. Солнце не показывалось, и мы решили ехать дальше.
Здесь у нас едва не забастовали орочи. Они начали жаловаться, что у них дома остались семьи, что дома нет продовольствия; говорили, что им надо ехать в город за покупками, что скоро пойдет рыба, что по Гобилли ехать опасно, что они боятся и за лодки, и за себя.
В справедливости последнего
Случалось так, что мы попадали в такие ловушки, что нельзя было спускаться, ни вперед итти, ни назад. Малейшая оплошность — и не только имущество, но и люди неминуемо погибли бы в этом хаосе воды и пены.
Представьте себе узкий, изломанный коридор, загроможденный камнями, величиной в кубическую сажень. Палки не достают дна. Вода идет со страшной силой и при переходе через камни образует огромные пенящиеся валы. Упираться надо в эти камни и в боковые скалы. Шесты гнутся, дрожат и ломаются. Только уменье орочей управляться с лодкой на быстрине, риск, нечеловеческие усилия всех людей вывели нас благополучно на чистое место, где можно было отдохнуть и оправиться.
В другом месте водопад в метр вышиной преграждал дорогу. Сбоку орочи нашли узенькую лазейку, где вода по наклонной плоскости с дьявольской быстротой стремительно неслась сквозь эту узкую горловину. Я никогда не рискнул бы вести здесь лодку. Надо быстро разогнать лодку и быстро проскочить, чтобы вода не затопила ее с носа. И еще раз я повторяю то же, что говорил и в своем прошлом сообщении: «Без орочей я не поеду на лодке и особенно там, где быстрое течение и где много порогов».
Так мы плыли по Гобилли трое суток и 21 июля достигли устья небольшой речки Бира. Здесь нам предстояло бросить лодки, отпустить орочей и пешком с котомками за плечами итти на хребет Сихотэ-Алинь и далее на Хуту и Тумнин, к морю.
Начинаются самые большие трудности. С возвращающимися назад орочами я посылаю этот свой «Отрывок из путевого дневника».
Новые о себе сведения я могу дать только из Императорской Гавани, куда, как я думаю, мы прибудем, вероятно, в середине августа месяца.
VI
Уссурийский край-это море лесов[116]. Весь наш путь от Амура и вплоть до Императорской Гавани был лесом. Целыми неделями, месяцами мы не видели мест открытых и чистых. Глаз утомляется и ищет простора. Тесно стоящие друг к другу заросли, чаща гнетуще действуют на душу. Напрасно вы будете искать здесь простора. Чуть-чуть, только кое-где, виден маленький клочок неба. Время рассвета и сумерек не совпадает. Солнце взошло давно и высоко уже поднялось на небе, а в лесу еще темно, неясно. Вечером сумерки наступают тоже рано, да и днем-то солнце не проникает сквозь хвои, а потому внизу всегда полумрак; даже и в самую солнечную погоду ясный день кажется серым, пасмурным. Надо было видеть, с каким наслаждением люди смотрели на море, не могли оторвать глаз от горизонта и подолгу упивались беспредельным простором его после двухмесячного путешествия по лесу, болотам и бурелому.
Долина нижнего течения Анюя покрыта исключительно лиственными лесами: дуб, ясень, тополь, бархат, клен, осина, береза, ильм и др. По словам орочей, на расстоянии одного дня пути в сторону, вправо от реки, белая береза растет сплошными лесами, занимая значительные пространства. Около реки черемуха, боярышник, ольшаники и тальники образуют сплошные заросли. Тонкие, длинные, высокоствольные растут они чрезвычайно густо и покрывают собой все сырые берега, каменистые, галечниковые отмели и острова. Сирень, растущая в Южно-Уссурийском крае в виде дерева, иногда с довольно солидным стволом, здесь растет в виде небольшого корявого деревца, а чаще всего в виде крупного кустарника. Так как все леса исключительно поемные, то подлесье все завалено сырым буреломом и мусором. Вода всюду оставила следы: пригнутый к земле кустарник, поломанный молодняк и пучки сухой травы, застрявшие на сучках деревьев. Ил, оставляемый
Травы местами сплошь покрывают собой высохшие русла, доставляя медведю лакомую пищу весной. И теперь еще видны следы медведей, протоптанные тропы и объеденные мясистые корни растений. Хвойного леса нет, и только в области среднего течения смешанный лес начинает клиньями входить к реке и главным образом по правому ее берегу. Чем дальше подвигаться вверх по реке, тем смешанные леса снова начинают вытесняться лиственными и главным образом березняком и осиной. Чаще и чаще мелькают среди их бледной зелени длинные стволы сухостойной лиственицы. Видно, что давно был здесь лесной пожар. Появился молодой березняк. Там и сям снова проросли молодые лиственицы и в будущем, вероятно, снова появится лес, если не хвойный, то, во всяком случае, смешанный. Таковы же леса и по реке Гобилли. Здесь уже начинают попадаться и черная смородина, и голубица, и кусты жимолости. Вследствие высоты места (420 м по анероидным измерениям) многие растения хотя уже и отцвели, но плоды и семена их еще не созрели. Так, например, в нижней части реки Анюй (мы там ехали в середине июля) черемуха была совершенно зрелой, а по реке Гобилли спустя две недели черемуха еще была совершенно зеленой. Переходя к хвойным, прежде всего остановимся на кедре. Кедр, изредка растущий в нижнем течении реки Анюй, сразу прекращается около реки Тормасунь (левый приток). Выше реки Тормасунь кедр встречается как редкое явление. Также редок и тис, причем здесь он имеет скорее вид стланца, чем правильно растущего деревца. Орочи говорили, что много тису встречается в верховьях реки Тормасунь, а равно и в истоках самого Анюя.
Чем выше мы поднимались по рекам Анюй и Гобилли, тем чаще и чаще попадалась лиственица, сперва одиночными деревьями, а затем и группами. Она резко выделялась из среды других деревьев своим стройным видом, красноватой корой и бледным цветом листвы-хвои. В горах, где не было пожара, сохранился лес исключительно хвойный, с большим процентом пихты в отношении к ели. Центральная часть хребта Сихотэ-Алинь вся сплошь покрыта густым хвойным лесом. Вечные сумерки, мхи, обилие влаги и почти полное отсутствие травянистой растительности придают какой-то особый угрюмый характер. Такие леса скорее похожи на тундры[117]. В самые жаркие летние дни в них сыро и холодно. Несмотря на конец июля месяца, под мхом и под камнями мы нашли лед. Вероятно, еще ниже будет вечная мерзлота. Вот почему в самых истоках горных ручьев температура воды очень близится к точке замерзания. Из многих измерений температура воды в среднем оказалась 1,5–2° по Цельсию. Такой тундровый лес будет и по склонам гор и только на вершине хребта, там, где попадаются гольцы, — сырые желто-зеленые мхи сменяются белесоватыми сухими.
На границе тех и других — густые заросли ползучих кустарников. Ползучий кедровник издали похож на зеленую «травку»; взбираясь на вершину, неопытный путник торопится поскорее пройти лесную зону. Велико бывает его разочарование, когда вместо мягкого, травяного ковра он сразу же вступает в лес кедрового стланца. Толстые ветви его, спускаясь с вершины, стелятся по земле, отделяют от себя мелкие ветви, которые торчат как раз навстречу идущему человеку. Только с топором в руках можно еще с затратой больших усилий пройти эти заросли и выйти к голой вершине. Таковы леса по рекам Анюй и Гобилли и на вершине хребта Сихотэ-Алинь. Отпустив лодки, мы сразу почувствовали себя отрезанными, предоставленными самим себе. Теперь наступила для нас страдная пора, начиналась самая тяжелая часть путешествия.
На всякий случай мы оставили при себе продовольственных съестных припасов недели на три. Орочи нам сообщили, что до хребта мы дойдем в 2–3 дня и от перевала через 6- 10 суток дойдем до реки Хуту, где и найдем людей. Так как нести на себе много нельзя (не более 1 1/2 пудов) за один раз, то имущество, продовольствие и инструменты мы переносили от бивака до бивака в два-три приема, вследствие чего общее движение наше было очень медленное, и потому мы только на пятый день достигли хребта Сихотэ-Алинь.